«Пронзительный взгляд его зеленых глаз, выглядывающих из глубоко сидящих глазниц под густыми бровями, кажется взглядом василиска. Изрытый морщинами лоб его напоминает кору дерева, на которой какой-нибудь муфтий вырезал строки из Алкорана. Изжелта-бурый цвет его лица изобличает терзающую его день и ночь злобную зависть. Обтянутое кожей высохшее лицо являет собой живой образ скаредности. Поросшие густой шерстью щеки висят складками, подобно пустому кошельку, и походят на защечные мешки обезьян.
В те времена, когда он подвизался еще кавалером ливреи (иначе говоря, был лакеем), он носил свои прямые волосы буклями. Впоследствии он от этого отказался.
Хоть говорит он и мало, но, должно быть, слушает себя в оба уха, ибо рот у него до самых ушей. Однако раскрывает он его лишь затем, чтобы произнести отрывистое приказание, тотчас же выполняемое верными помощниками, которыми он сумел окружить себя».
Бернавиль в самом деле когда-то принадлежал к прислуге дома маршала Беллефона и носил лакейское платье, то есть ливрею. Но после смерти маршала он сумел войти в доверие к его вдове, дети которой в ту пору были еще малолетками, и благодаря ее высокому покровительству получить должность управляющего охотой в Венсенском замке, что сразу же открыло перед ним широкие возможности множества побочных доходов, сделав хозяином всех тех павильонов и охотничьих домиков, где придворные просаживали немалые деньги. Именно этому и был он обязан презрительным прозвищем Кабатчик… В своих откровенных беседах между собой узники отзывались о нем как о лакее: он так долго сопровождал карету, стоя на запятках, говорили они, что в конце концов исхитрился пролезть вовнутрь… Но воздержимся пока произносить свое суждение о вышеупомянутом Бернавиле, пока не рассмотрим его поступков, ибо было бы несправедливо основываться на одних только отнюдь не беспристрастных рассказах узников.
Что касается Корбе, о котором уже шла речь, то дадим уж заодно и его портрет, набросанный рукой, в которой немного чувствуется школа Сирано>[54].
«Он носил серый сюртучок из нимского сукна, выношенный до того, что одним видом своим отпугивал воров, протертые до дыр и заплатанные на коленях синие штаны, выцветшую шляпу, осененную ощипанным черным султаном, и парик, словно стыдившийся своих преклонных лет. Грубым лицом своим, производившим еще более отталкивающее впечатление, чем его одежда, он скорее напоминал унтера, нежели офицера».
