— Это он может. — Слева от Ольги уселся Патлатый Майкл. Он тоже уставился на Оболенского. — Бохан большой специалист по больничным койкам. — Парень перевел взгляд на девушку. — А также по кушеткам, кроватям, диванам, матрасам и просто коврам. Уникальный специалист. Все девушки так говорили. Сам слышал.
Вадим почувствовал страх. Нет, он не испугался угроз этих подвыпивших юнцов — просто отчетливо понял, что справиться с ситуацией не сможет. Это было унизительно. Ощущение было такое, будто его бросили в яму со связанными за спиной руками и все его попытки освободиться заканчиваются неудачей. А по краям ямы сотни зрителей, и все они смеются ему в лицо.
Вадим покосился на бармена. Конечно, можно было крикнуть, позвать на помощь, но это было унижением еще худшим, чем поражение в драке. Маленький мальчик просит о помощи… Зрители — взрослые дяди — спешат на выручку малышу. Катастрофа!
Больше всего на свете Оболенский боялся поражения при женщинах. Как теперь. И вместе со страхом в его сердце закипала ненависть к самому себе за трусость, за нерешительность, и вынести это было невозможно. Вадим привык быть победителем, у него были связи, деньги, влияние. Он знал, что в конце концов разберется с парнями, отыщет их: теплоход — не город. Но это будет потом, а не сейчас. А делать что-то нужно именно сейчас, иначе стыдно будет смотреть в зеркало.
Он поднялся со стула, красный как рак, кипящий от гнева, не знающий, что ему делать. Бохан тут же повернулся к нему и сквозь зубы процедил:
— Это правильно. Тебе действительно пора уходить.
— А он сейчас и уйдет, — с наглой веселостью хохотнул Патлатый. — Сейчас попрощается с дамой и уйдет. Что ему здесь делать? Он чужой на этом празднике жизни.
— Зря вы так, мальчики, — сказала Ольга. — Нельзя забывать о вежливости.
Она была совершенно спокойна, и это удивило Вадима. Мало того, она вроде была рада конфликту и, казалось, едва сдерживает улыбку.
— Мальчики, попросите бармена поставить музыку, да погромче, поживее. Мы потанцуем, — сказала Ольга. — Вы не против, Вадим Владимирович?
Оболенский в замешательстве пожал плечами, а Бохан уже кричал бармену, чтобы тот включил что-нибудь покруче. Дама, мол, желает потанцевать.
С потолка грянул ударник, захохотал саксофон. Мелодия закружила между столиками, в проходах, над барной стойкой, ударила в зеркала, становилась все гуще. Ей было тесно, и она расправляла тугие крылья, и казалось, бутафорские водоросли над барной стойкой колеблются под ее волнами. Ольга поднялась со стула, чуть заметно подмигнула Оболенскому.
