Таня любила свое тело. Много раз, а в последнее время каждый вечер, любовалась она перед зеркалом своей красотой — одна или вместе с Оболенским. И это не утомляло ее.
— Ну извини, если я обидел тебя! Танюша! Открой! Давай поговорим!
Кустодиева подняла руки над головой и, приподнявшись на цыпочках, вытянулась. «Так ему и надо! Стоит за дверью и не видит, как упруго набухают розовые соски… Пусть помучается! Нисколечко не жалко. Следующий раз не будет при мне пялиться на разных потаскух!»
— Таня! Черт побери!.. Я сейчас выломаю дверь!
— Только попробуй! Я совсем голенькая, совсем. Буду кричать!
— Вот чертовка!..
Она стояла перед зеркалом, и кружилась по комнате нагая и радовалась своей красоте, и тому, как страдает за дверью разнесчастный Вадим, а она, прекрасная и строгая, не допускает его в свои покои. Но может быть, и снизойдет. Если он… Если он свозит ее в Париж. Да, в Париж!
— Танечка! Кошечка моя! Ну что мне сделать, чтобы ты не сердилась? Хочешь, в море брошусь?
— Ты в иллюминатор не влезешь. Нос не пройдет, — отрезала Татьяна. — Да и слабо тебе в море броситься.
— Я тебе приказываю — открой! Король я или не король?! — слабо пошутил Оболенский.
— Не король. Я выбрала себе другого короля. Это Чингачгук. Вот это мужик! Вот это… Он с тебя скальп снимет. А я за это ему отдамся!
Таня знала, что ранила Оболенского в самое сердце. Она зло улыбнулась, распустила длинные белокурые волосы, затем передумала и опять собрала их высоким узлом, заколола золотой пряжкой. Потом склонилась над зеркалом, поправляя макияж. Вгляделась в отражение — сначала с удивлением, потом с ужасом.
— О боже!.. — прошептала она в панике. — Что же это такое?! О боже!..
Соперничества, тем более с каким-то там циркачом, Оболенский не мог вынести. Вадим Владимирович знал, как понравиться женщине, но это его знание либо немедленно приводило его к цели, либо вызывало легкое отвращение к «войне за телку»…
Конечно, у него с женщинами часто случались недоразумения, размолвки, даже ссоры. Однако Таня Кустодиева была раскрытой книгой, и он прекрасно знал правила ее игры. Можно ввести ее в круг своих знакомых, так называемых «олигархов», — она будет без ума, давно рвется. Можно устроить поездку в Париж. Какая женщина устоит против двухнедельного пребывания на Монмартре?.. Все это, разумеется, он мог сделать, чтобы заслужить немедленное прощение капризной красотки. Но он колебался, не хотел прибегать к таким методам. Это было противно. Он уже и так сделал достаточно — вывел деревенскую лебедушку в «звезды», дал деньги, известность, превратил в первую красавицу страны. А взамен — ни любви, ни уверенности, что даже после Парижа в один из вечеров он не обнаружит в постели Тани какого-нибудь молодого и сильного кобеля — того же Чингачгука. А похоже, так оно и произойдет. И это будет совершенно непереносимо.
