— Прекрасно, прекрасно… Но… Вы прямо сейчас хотите объявить об этом?
— Да. Именно сейчас.
Кустодиева выскочила из-за стола и поднялась на сцену. Там все еще находились Чингачгук и его помощница. Они собирали и укладывали в ящик холодное оружие.
— Минуточку внимания! — подошла к микрофону Таня. — Дамы и господа! Я хотела бы познакомить вас с персонажем, который получит из моих рук корону победителя нашего бала. Это… Это…
Таня растерянно огляделась по сторонам, посмотрела на Оболенского, показала ему язык и перевела взгляд на циркача. — Это поразивший наше воображение индейский вождь. — Она схватила циркача за руку и подвела к микрофону: — Прошу вас! Представьтесь.
— Иван, — циркач поперхнулся. Он никак не ожидал получить титул короля. — Иван Моховчук.
— Очень приятно! — Таня посмотрела на помощницу Моховчука. — А как зовут вашу отважную ассистентку?
— Оля. То есть Ольга. Она не моя ассистентка…
— Это не важно. Мы все видели ее смелость, ее мужество, граничащее с героизмом. И теперь все мы хотим увидеть ее лицо. Итак, дамы и господа, маски долой!
Грянул туш, и гости со смехом начали снимать маски. Сняла маску и Ольга. Таня закусила нижнюю губку. Танцовщица была отнюдь не уродиной. Скорее, наоборот. Таня отвернулась, сошла со сцены и пошла, почти побежала к выходу.
Каюта была просто шикарной, по классу «люкс», с просторной гостиной, в которой постоянно толпился народ, с уютной спаленкой, в которую мог войти только один человек — Оболенский. Но сейчас Оболенского не было — наверное, смотрел на танцы этой смазливой вертихвостки. И гостиная была пуста: Таня всех выгнала. Она хотела побыть одна, а сейчас вдруг поняла, что одиночество страшит ее больше, чем вероятная измена Вадима.
Странно… Она никого не хотела видеть и в то же время сердилась, что рядом никого нет. А ведь обычно Тане было тягостно с людьми, — она не понимала их, только догадывалась внутренним чутьем, что все они говорят неправду: женщины льстят, чего-то ждут от нее, а мужчины просто хотят ее, и это свое желание высказывают нелепо и смешно. В людях вообще много нелепого и смешного: они служат каким-то странным, отвлеченным идеям, употребляют зачем-то иностранные слова, разглагольствуют о высоких материях, имея в виду самые примитивные и суетные желания.
— Знаем, знаем, — пробормотала она. — Сами ученые… И не надо мне лапшу на уши вешать!..
Она сидела в кресле, съежившись в комок, и плакала. Крупные медленные слезы катились по щекам и по вкусу напоминали морскую воду. Свет она не включала — было что-то торжественное в ночной темноте, что-то созвучное ее печали. Таня была в полной растерянности. Иногда ей хотелось вернуться в зал к Вадиму, а через минуту она в мыслях посылала его ко всем чертям и твердо решала назло ему завтра же уйти в монастырь. Так она сидела в своей каюте, смотрела на ночь и плакала холодными слезами. А потом раздался стук в дверь и послышался голос Вадима:
