Впоследствии наши пути разошлись. Его политические симпатии были мне чужды. Я никогда не мог понять, как он допускал, чтобы его жизнью распоряжались другие. Но я никогда не переставал уважать Тосканини и восхищаться его достоинствами музыканта. Мне всегда приятно вспоминать, что он сохранил один памятный подарок, который я имел случай преподнести ему. Мы жили тогда оба в гостинице «Савой» в Лондоне. Однажды утром Тосканини постучался ко мне в номер и попросил на время щетку для волос — его щетка где-то затерялась. Я охотно выручил его, а потом решил сделать ему подарок. Я вышел из гостиницы и отправился на «Бон-стрит». Там я купил для него самую красивую щетку, какую только мог найти.
Полвека прошло с того первого, неудачного представления «Мефистофеля» в «Ла Скала». Теперь на этой же сцене под руководством Тосканини мы пытались принести повинную автору посмертно. Воспоминание о спектакле, которым открылся Сезон в «Ла Скала» 26 декабря 1918 года, останется совершенно незабываемым. Заглавную партию пел Надзарено де Анджелис, партию Маргариты — Линда Канетти, 3ибеля — контральто Елена Раковская (жена Туллио Серафина). Мы вкладывали в спектакль всю душу. Тосканини, стоявший за дирижерским пультом, освещенный прожектором, был как бы озарен божественным сиянием.
Это был бесконечно волнующий спектакль. Все, кто принимал в нем участие — певцы, музыканты, публика, — чтили память Бойто — патриота, соратника Гарибальди, поэта и композитора. Прошло полтора месяца со дня перемирия, со дня нашей победы, о которой так мечтал Бойто и которую ему не пришлось праздновать. Театр блистал бриллиантами, блестели и слезы на глазах слушателей.
Для меня лично этот праздник имел важные и неожиданные последствия. Тосканини привлек к спектаклю внимание всего мира, а это в свою очередь — внимание Джулио Гатти-Казацца, руководителя «Метрополитен-опера» в Нью-Норке, ко мне. Но узнал я об этом только полтора года спустя.
Мой отец по-прежнему был звонарем собора в Реканати. Все эти годы родители следили за моей карьерой с волнением, изумлением и гордостью. Мои успехи убедили, наконец, отца, что пение может дать больше доходов, чем «какое-нибудь хорошее и честное ремесло», вроде ремесла сапожника например, и помогли матушке преодолеть сомнения относительно
того, насколько безнравственно петь за деньги. Это, разумеется, очень верно, что привыкнуть к успеху нетрудно. Но родителям, по мере того как они свыкались с мыслью, что пение тоже может обеспечить спокойную и богатую жизнь, мои успехи помогли расширить их представление о жизни, рассеять разные страхи и познакомиться с большим миром, лежавшим по ту сторону Апеннин.
