Порой в пылу волнения я допускал, должно быть, ошибку, слишком бурно выражая свое стремление ощутить это общение со слушателями. Но критики должны понять, что певец не может жить без аплодисментов.
В Ровиго я пел в «Джоконде» еще одиннадцать раз. Взобравшись на колокольню, я уже не хотел слезать с нее: взяв однажды си-бемоль, я не хотел отступать, и все одиннадцать раз брал эту ноту.
В конце октября у меня оказалось десять свободных дней до начала спектаклей в Ферраре, и я мог отдохнуть. Но я не остался в Ровиго, а поспешил на это время в Рим.
— Я не могу больше так! — сказал я маэстро Розати. — Это си-бемоль мучает меня, словно тяжелый кошмар. Иногда оно удается мне, иногда чувствую, что не могу взять его. В Ровиго я завоевал публику только на третьем спектакле. А в Ферраре все придется начинать с начала.
— В Ферраре все будет великолепно! — ответил маэстро, — Мы позанимаемся с тобой как следует. И все будет в порядке.
Так мы и сделали.
— Отлично, — сказал маэстро через неделю, — Как теперь си-бемоль?
— Теперь я, кажется, верю, что могу взять его благодаря вам.
Он улыбнулся.
— Конечно, я не сомневаюсь, что теперь ты будешь петь совершенно уверенно и будешь брать не только си-бемоль, но и чистое си и даже дальше...
— Что вы хотите сказать?..
— Неделю назад, когда мы начинали заниматься, я велел настроить рояль на тон выше, на целый тон! — объяснил он и подмигнул. — Так что всякий раз, когда ты думал, что берешь си-бемоль, ты превосходно брал до. С чем тебя и поздравляю!
В Ферраре меня представили однажды вечером великому дирижеру, маэстро Туллио Серафину.
— Я слышал, как вы поете. У меня есть предложение к вам. Сезон в театре «Карло Феличе» в Генуе открывается 26 декабря оперой «Манон» Массне. Хотите петь де Грие?
«Карло Феличе» — один из шести крупнейших оперных театров Италии.
В то время во всех театрах страны было примерно триста теноров. И все же именно мне, дебютировавшему всего месяц назад, предлагали открыть сезон в этом театре. Предлагал сам дирижер, да еще такой, как Серафин!
«Вот, — подумал я про себя, — как меня уже ценят!» Маэстро Серафину я сказал только:
— Благодарю, маэстро, что вы подумали обо мне. Я попробую.
В Генуе я почувствовал, что расстался с провинцией. Жизнь тут шла в таком стремительном темпе, которого я никогда не знал раньше. И я нисколько не удивился, когда узнал, что именно в этом городе родился Христофор Колумб. Люди говорили здесь на каком-то странном наречии, которое я понимал с трудом. Генуэзцы — это прежде всего моряки и торговцы, для которых самое главное на свете — деньги, и самые далекие точки на географической карте не означают ничего другого, кроме рынков, до которых нужно добраться или которые еще предстоит захватить.
