«Тоску», в которой я пел с Маддаленой Сальватини, публика встретила несколько иначе. Первые два акта все сидели довольно спокойно. Не было никаких аплодисментов и после первой сцены. Но в III акте, особенно после арии «Сияли звезды», зал неистово потребовал бис. А потом, когда занавес опустился в последний раз, зал аплодировал еще минут двадцать. Это была «настоящая буря по мощи и продолжительности, — писала «Фоссише Цайтунг», — которая превзошла даже то, что выпало когда-то на долю Баттистини». В «Риголетто» мне пришлось дважды бисировать арию «Сердце красавицы». И каждый раз я пел ее по-новому, иначе говоря, в тот вечер я исполнил ее в трех вариантах. Критики заявили, что это была смелость, равной которой еще никогда не было в истории берлинской оперы.
Из-за моего концерта в Филармонии произошла невероятная путаница. Кто-то сфабриковал множество фальшивых билетов, и в зал прорвалась целая толпа лишних зрителей, запрудивших все проходы. Публика, у которой были настоящие билеты, не могла занять свои места и шумно выражала свое возмущение. Наконец подоспела полиция, и мне пришлось ждать минут пятнадцать, пока в зале водворяли порядок. Все это совершенно не походило на мое представление о сдержанной и холодной берлинской публике.
Телеграммы с приглашениями посыпались на меня изо всех городов центральной Европы — из Лейпцига, Праги, Будапешта, Монако, — но я всем отвечал отказом. Я сделал только одно исключение — для Копенгагена, где выступил с концертом. Мне не терпелось вернуться в Реканати. Меня ожидало там другое, более приятное занятие, о котором я мечтал уже давно. Я собирался наконец заняться строительством своего дома. Моя квартира на 57-й стрит вполне устраивала меня, но я прекрасно понимал, что настоящий дом, мой домашний очаг — в Реканати. Поэтому я выбрал подходящее место и решил устроить себе там приют и место уединения. Примерно на половине пути от Реканати к морю высится небольшой холм, который у нас в округе называют Кастеллетто. Вот там-то я и решил построить свой дом. С холма открывается великолепный вид на Адриатическое море и на раскинувшуюся вдали долину. Все лето мы с Катерво — он жил в Реканати — занимались планами строительства. Он же взял на себя заботу о строительстве во время моего отсутствия.
2 сентября 1924 года я снова был в Сан-Франциско. Там в «Аудиторио чивико» открывался второй оперный сезон, которым руководил маэстро Мерола. Из Сан-Франциско вся труппа, презрев страшные циклоны, которые бушевали над Калифорнией, отправилась на юг, чтобы дать несколько спектаклей в Лос- Лнжелосе.
