— Ученые порезали, чтобы принести жертву? Посмотри на него, он не особенно расстроен.
Айяка всхлипывает, обнимая зверя и пряча лицо во взъерошенной шерсти:
— Что мы натворили.
— Понадеялись на удачу, наверное, — опускаюсь к ним на пол, протягиваю коту руку — понюхать. Познакомиться.
— Я представить не могла, чем все обернется. Решила, мне повезло: свожу вас в архив… Наас растрепал, что я влюблена в Тони? Не сейчас, давно… Боже, надо было просто подойти познакомиться! — она смеется, размазывая слезы по лицу.
— Разве не стоило того? Он бы все равно пошел за Наасом, только один.
— Стоило, — чуть успокоившись, говорит девушка. Серьезно спрашивает:
— А ты? Не жалеешь, что приняла ее клятву?
— Нет. Это странно, но нет.
— Почему?
В другой раз я бы ответила: не знаю. Но я знаю, и бывают моменты, когда очень важно, чтобы и другие знали — кто ты такой.
Я долго подбираю слова. Заглянувший в комнату Наас молча уходит обратно. Засвистев, умолкает чайник. Гремит посуда. Айяка гладит замурчавшего кота. Ее голубая блузка выпачкана кровью, а на щеке алеют набухшие царапины.
— Я была нужна ей. Она, — они, твари — хотели мою суть. Все вообще, с потрохами. Не требовали, чтобы я стала кем-то еще. Лучше или проще, — говорю с паркетом и привычно сжимаю левую ладонь в кулак. — Им было достаточно. И мне тоже. Я никогда не хотела быть другой, хоть еще недавно никогда бы в этом не призналась, даже самой себе. Я хотела, чтобы и людям рядом со мной было… нормально хотя бы. Но для них я всегда оставалась чудовищем.
Когда наконец смотрю на нее, Айяка больше не плачет. Выцвели красные пятна на щеках, исчезла скованность в осанке.
— Спасибо. Что ответила.
Киваю — на большее я не способна.
— Эй, хотите чаю? — дергаемся. Настороженно хмурясь, Тони замер у двери.
— Да, — стряхивает неловкость Айя. — Да… пойдем? — прижимает зверя к груди и вдруг берет меня за руку.
— Конечно.
— Наас придумал ему кличку, — Тони пропускает вперед.
— Кличку?…
— Я нарекаю тебя Жополизом! — торжественно и слишком громко сообщает Наас коту. Засучив лапами, тот выкручивается и ныряет под стол.
— Василий, — не соглашаюсь я. Всех котов, какие жили у бабушки и деда, с подачи последнего звали Васями, причем независимо от пола. Дед навеки заснул под деревом прежде, чем кокон из тьмы по-настоящему обрел плотность, поэтому он запомнился мне добрым, он ведь никогда не смотрел на меня как…
— Трус, — улыбается Тони. Я расплескиваю чай.
— С чего вдруг? — спрашивает Наас, заглядывая под стол.
