У Айяки — семнадцать, но…
Носком ботинка растираю рисунок в туманный круг.
— Хайме… или Советник Гофолия сказали, что нас было больше.
— Да. Магов воды тоже. Наше время наступило сразу с окончанием Огненной эпохи. Теперь идет воздушный период, — у него порез на скуле лущится. Кан рассеянно отдирает кусочки корки. Повязки с плеча охотник давно снял, но еще прерывисто вздыхает по ночам, когда, поворачиваясь во сне, цепляет раны от игл. Сколько черточек появилось на стене со смерти паучьей твари? Нужно спросить у Айяки, она их оставляет.
Наас уже перестал хромать. Тони раньше всех оправился, хотя той ночью бился в лихорадке и рвал желчью. С отчетливой мукой размыкал веки, когда Айя тормошила, не давая заснуть. Глядел, не узнавая. Отросшие русые волосы облепили покрытый испариной лоб. Мы сидели у его кровати до рассвета, тогда Кан и выкурил свою последнюю пачку. Лишь к полудню жар спал, и Тони забылся тревожным сном.
А на закате, оставив заботу о парне Наасу, Айяка следом за мной переступила порог самого страшного места в своей памяти.
Чтобы научиться поджигать.
— Какое воспоминание ты выбираешь чаще всего? — боль в голове мерцает и собирается в точку над левой бровью. Вытянув уставшие ноги, прогибаюсь в пояснице. Очень личный вопрос, но Кан уже был со мной откровенен.
— Как я играю в футбол с друзьями, — садится рядом. — Летом на пляже. Пошел ливень. Мы насквозь промокли, но продолжали играть. Ничего особенного. Просто очень хороший был день. А на завтра мы должны были переезжать. Из-за Нины. Снова. Я знал, что больше никогда их не увижу. Это разбивало мне сердце. — Понимаю, — сейчас он кажется не грустным, а спокойным. Уютным — в белой рубашке с небрежно закатанными рукавами. Мягко улыбается прошлому. С таким Каном нестрашно вместе греться под жарким небом.
— А ты? Пробовала водные чары? Что у тебя за воспоминание?
— Я еще не нашла подходящего, — формулы с водой в скелете отказываются оживать под моими пальцами, чувство грусти рвется в горе потери и привычный страх.
— Неудивительно, — хмыкает охотник. — Семьдесят пять процентов. Ты рождена для гнева и страха. Сложнее воды для тебя только земля.
Счастье. Я видела отголосок его счастья в фотографии с рыжеволосой девушкой. Энид?
— Ох, — зажмуриваюсь. Больно.
— Что такое?
— Ничего. Мигрень.
— У нас есть таблетки.
— Я уже выпила две.
За грязными окнами магазина вспучивается пернатая туча. Нарастающий гомон волной несется прямо к нам. Кан вскакивает, вытаскивая пистолет:
