— Пусти! — тяну, заставляя неловко запрокинуть голову:
— Он будет в порядке, ты слышала, — внутри твари зреет рассвет. Айяка всхлипывает и пытается вывернуться, но я держу крепко. — Ты хотела понять. Это наш шанс. Кан позаботится о Тони. Верно?
Охотник кривится:
— Что ты собираешься делать?
— Тони, — приказывает Наас. Кан переводит взгляд с меня на него, на затихшую Айяку. Фыркает и опускает оружие:
— Вы… — я сужаю глаза. — Да черт с вами!
— Вали уже, — огрызается рыжеволосый маг. Его капитан зло щурится, сплевывает кровь, но неспешно отходит.
Я разжимаю пальцы и тут же получаю хлесткую пощечину:
— Никогда больше… — взвивается Айяка, но Наас перебивает:
— Смотрите.
Тварь мерцает. Тяжелое тело распласталось по асфальту, обломки лап легко покачиваются, словно в такт неслышной музыки.
Я первой опускаюсь рядом на колени и глажу шершавый бок. Она вздрагивает, но не отстраняется. Быть может, просто не может. Свет, к которому они все так стремятся, разрастается в ней прежде, чем погаснуть навсегда.
— Прости, — шепотом, не зная — понимает ли.
Но я почти понимаю. Она теплая, а должна быть ледяной. Тянется за ладонями, и я обнимаю, приникая горящей от удара щекой.
Она сильнее Плутона, раз не испугалась ее печати.
Высшая.
Обходя вспенившийся асфальт, Наас и Айя тоже касаются умирающего создания. — Она — чье-то воспоминание. Спасение. Все они… их жизнь — бег по кругу, неутолимая жажда. Поиск света, который кто-то запомнил и забыл, отдав в подарок, — я закрываю глаза.
— Наша тоже, — тихо говорит Наас.
Чем заплатила Айяка в тот день? Что пожертвовал Тлалок ради собственного ручного монстра? Как много потеряли Илай и Наас?
Как много они создали?
Запертой под жестким панцирем искре никогда не разгореться в пламя. Крохотный огонек дразнит и обещает. Лжет. Можно сделать его ярче, лишь сгущая тьму вокруг — броню из чужой боли и страха. Поэтому они охотятся на нас: ради пищи, не приносящей насыщения.
Тварь выдыхает в последний раз и кончается. Гаснет, но не темнеет, остается белой с зеленым, пустой внутри. Кожа под пальцами хрупает. Дает трещину. Кусочек проваливается и стукается в животе.
Наас прав. Мы, я — точно такая же. Расширяющийся ком кошмара, до боли в ребрах мелкая и глупая. Семьдесят пять процентов тьмы. И света, конечно, — света, но… темнота всегда перевешивает. Верно, Айя? Мы постоянно ходим по кругу. Застряли, не в силах отпустить.
Где-то в Плутоне сейчас горит мое пламя. Пока я жива, ей нечего бояться. Когда я умру… она снова превратится в черную дыру, если не найдет того, кто сможет и захочет ее услышать.
