— Я ждал красного, — Наас отобрал и сжал в кулаке измочаленные лепестки. Я вытерла руку о джинсы.
— Я тоже.
Я больше не захожу в здания. Это… слишком.
Никогда не угадаешь, что за следующей дверью, запертой или услужливо распахнутой.
Бывает — белье сушится на горячей батарее, свежие фрукты в хрустальной вазе, под свистящим чайником горит газ. Бормочет радио. Киснет посуда в раковине, чашка чая на столе — теплая. На дне не растаял сахар.
Разоренные комнаты… уместней. Я со странным облегчением встречаю пыльную завесу, истлевшие ткани, побитые люстры. Скукожившиеся овощи в пропахшем разложением холодильнике.
Здесь все ясно. Но что ужасного могло произойти в гостиной с лимонными шторами и пахучим пирогом в центре круглого стола?
Тони не ответил. Вцепился побелевшими пальцами в спинку высокого детского кресла. Жалобно звякнула потревоженная ложка. Мы вышли, оставив его наедине со своей памятью.
А через несколько квартир Кан застыл как вкопанный у оббитой черным дерматином двери. Тронул нарисованный вокруг глазка кривой цветочек. Проскреб рисунок ногтями: синий лак никуда не делся.
— Она не должна быть здесь, — со страхом осмотрел парадное. — Это не наш дом. Ручка легко повернулась под его прикосновением.
— Пойдем, — тихонько позвал меня Наас. Айяка уже сбежала на лестницу.
Кан вскоре догнал. Раньше, чем Тони. Смуглое лицо ничего не выражало.
После я вернулась туда. Со стен коридора из разномастных рамок глядели маленькие Нина и Кан — нескладные и улыбчивые, играющие или позирующие с растущим от снимка к снимку рыжим котом. Они и мама, папа, бабушки- дедушки. В зоопарке, на пляже, среди цветущих клумб и на сцене школьного театра. Будущая волшебница в слоистой балетной пачке. Капитан пятого блока гоняет футбольный мяч. Чем дальше от входа, тем реже встречались фотографии с подростком-Ниной. Вскоре я наблюдала лишь прошлое ее младшего брата: вот он с друзьями собирает мотоцикл, чуть выше с гордостью демонстрирует какой- то кубок. А тут сидит на диване в обнимку с хохочущей рыжеволосой красавицей.
На ней история оборвалась, а я попала в комнату, в которой их
сфотографировали. Светлые полосатые обои почти скрыты за картинами. Пейзажи и натюрморты. В углу стоит планшет с чистым полотном, а по дощатому полу в беспорядке рассыпаны кисти и тюбики с маслом. Обломки массивной каменной вазы и побледневший веер стеблей. Лаванда. Источник Нининого аромата.
Еще одна вещь не на месте — скатанный в трубу бежевый ковер. Развернулся, стоило потянуть за край. Будто ждал, чтобы выдать свой секрет: широкое бордовое пятно по центру. Даже близко непохожее на краску. Я поторопилась скатать обратно и отступить к выходу, пройти мимо снимков вспять течению времени.
