Мне говорят, будто справедливость Бога иная, чем наша. Тогда уж говорите, что равенство дважды двух и четырех не одно и то же для Бога и для меня. Истина одинакова в моих глазах и в его. Все математические положения доказаны как для конечного, так и для бесконечного бытия. Здесь не существует двух видов истины. Единственное различие, быть может, заключается в том, что верховный интеллект понимает все истины одновременно, мы же продвигаемся по пути к некоторым из них медленным шагом. Но если не существует двух видов истин в отношении одного и того же предложения, почему должно существовать два вида справедливости в отношении одного и того же действия? Мы можем постичь божественную справедливость лишь с помощью нашей собственной идеи справедливости. Мы познаем справедливое и несправедливое как мыслящие существа. Бог — существо безгранично мыслящее — должен быть безгранично справедлив.
Давайте же, братья мои, по крайней мере, посмотрим, насколько полезна такая вера и сколь мы заинтересованы в том, чтобы она была запечатлена во всех сердцах.
Ни одно общество не может существовать без вознаграждений и кар. Истина эта столь очевидна и признанна, что древние иудеи допускали, по крайней мере, временные кары. "Если же ты нарушишь свой долг, — гласит их закон, Господь пошлет тебе голод и нищету, прах вместо дождя… зуд и чесотку неисцелимые… тяжкие язвы в ногах и суставах… С женою обручишься, и другой будет спать с нею, и т. д."[4]
Подобные проклятия могли сдержать народ, грубо нарушающий свой долг; но могло также случиться, что человек, виновный в свершении тягчайших преступлений, вовсе не страдал от язв на ногах и не погибал от нищеты и голода. Соломон стал идолопоклонником, но нигде не сказано, будто он был поражен каким-либо из подобных недугов. Хорошо также известно, что на Земле полно счастливых преступников и угнетенных невинных. Поэтому необходимо было прибегнуть к теологии многочисленных более цивилизованных наций, которые задолго до того положили в основу своих религий кары и воздаяния в том состоянии человеческой природы, которое, являясь ее развитием, быть может, и представляет собой ее новую жизнь.
Кажется, доктрина эта была самим гласом природы, к которому прислушивались все древнейшие люди, и который был заглушен на определенный срок иудеями, но в дальнейшем вновь обрел всю свою силу.
У всех народов, слушающих голос своего разума, есть всеобщие представления, как бы запечатленные в наших сердцах их владыкой: такова наша убежденность в существовании Бога и в его милосердной справедливости; таковы основополагающие принципы морали, общие для китайцев, индийцев и римлян и никогда не изменявшиеся, хотя наш земной шар испытывал тысячекратные потрясения.
