Это всего лишь пустая надежда! — кричат мне в ответ несчастные, способные чувствовать и рассуждать. Вы возвращаете нас к шкатулке Пандоры; зло реально, надежда же может оказаться пустой: несчастье и преступление осаждают эту нашу жизнь, а вы толкуете о жизни, коей мы не имеем, быть может, и не будем иметь, и о которой у нас нет ни малейшего представления. Нет никакого отношения между тем, чем мы являемся ныне, и тем, чем мы были в лоне своей матери; какое же отношение будем мы иметь, лежа в гробнице, к нашему нынешнему существованию?
Иудеи, бывшие, как вы говорите, ведомыми самим Богом, не имели никакого представления о пресловутой иной жизни. Вы утверждаете, будто Бог дал им законы, но в этих законах нет ни словечка, указывающего на загробные кары и воздаяния. Перестаньте же снабжать нас химерическим утешением по поводу слишком реальных бедствий.
Братья мои, не будем пока отвечать на эти печальные возражения в качестве христиан: для этого еще не настало время. Попробуем опровергнуть их вместе с мудрецами, прежде чем мы разобьем их с помощью тех, кто стоит выше самих мудрецов.
Мы не знаем, что именно в нас мыслит, а следовательно, не можем знать, не переживет ли это неведомое нам существо наше тело. С точки зрения физики в нас, возможно, присутствует некая неразрушимая монада, скрытое пламя, частица божественного огня, вечно существующая под различными внешними обликами. Не стану утверждать, будто это доказано; однако можно сказать, не опасаясь обмануть людей, что у нас есть столько же оснований для веры в бессмертие мыслящего существа, сколько и для того, чтобы это бессмертие отрицать. Если иудеи некогда ничего не знали об этом бессмертии, то ныне они его допускают. В данном пункте единодушны все цивилизованные народы. Мысль эта, столь древняя и общераспространенная, может быть, единственная, способная оправдать провидение. Следует признавать Бога — вознаграждающего и мстителя или же не следует признавать его вообще. Середины, видимо, не дано: либо Бога нет вообще, либо он справедлив. Мы, чей интеллект столь ограничен, имеем представление о справедливости; как же может статься, что идея эта не содержится в верховнейшем интеллекте? Мы чувствуем, как нелепо было бы утверждать, будто Бог невежествен, слаб и лжив; так осмелимся ли мы сказать, будто он жесток? Уж лучше тогда было бы придерживаться мысли о фатальной необходимости вещей, не допускать ничего, кроме непобедимого рока, нежели допускать Бога, создавшего хоть одну тварь для того, чтобы сделать ее несчастной.
