Пытка для гения | страница 58
— Нет.
— Человек, который постоянно хочет получать удовольствие. Гедонисты всю жизнь ищут наслаждений и избегают боли. Твоя мама — гедонистка. Ей нужны только удовольствия. Секс, вечеринки, слава, деньги — все это удовольствия. В сущности, она считала тебя, твоих братьев и сестер обузой. Ходячей, разговаривающей обузой. Полагаю, ты был для нее важнее остальных, потому что в один прекрасный день мог принести ей богатство, но у нее не хватило терпения дождаться, пока ты вырастешь. Еще одна отличительная черта гедонистов — они слабые и безвольные существа.
Винсент смотрел прямо перед собой.
— У тебя есть еще вопросы?
— Сейчас — нет.
— Помни, ты не такой. Ты никогда не будешь эгоистом, не сбежишь ради одной нескончаемой вечеринки. Ты примешь все потери, которые преподнесет тебе судьба, и будешь черпать в них вдохновение. Помимо бегства твоей матери, смерти сестры и пожара, тебе предстоит брать силы из многих других потерь.
— Так нечестно. Меня словно обманули.
— Не чувствуй себя обманутым. Однажды твои произведения подарят счастье миллионам людей. И не забывай: то, что нас не убивает…
— …заставляет нас желать смерти.
В этот миг впервые стало совершенно очевидно, что в сердце Винсента поселилась Скорбь. Все великие носили в себе Скорбь. Однако в отличие от неприкаянных душ, живших в прежние времена, за плечом этого печального отрока стоял преданный делу менеджер. Менеджер и пара-тройка других конспираторов позаботятся о том, чтобы любая боль, испытанная мальчиком, не пропала зря. Винсента, как и всякого подростка, ожидали трудные годы, но по крайней мере он обрел новую, достойную семью, небезразличную к его карьере. Я употребляю слово «семья» в буквальном смысле, так как после бегства Вероники в силу вступил пункт контракта, согласно которому в ее отсутствие компания «Новый Ренессанс» назначалась фактическим опекуном Винсента.
Творческий работник, как его именовали в контракте, теперь целиком и полностью находился на нашем попечении.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
V. ДАФНА
45
«У меня впечатлительная натура. Я ощущаю кожей, когда меня снимают на видео, и сочувствую тающим буквально на глазах туалетным блокам. По крайней мере я неплохо смотрюсь в самодельных контактных линзах, на сто процентов состоящих из чистой любви. Линзы помогают мне видеть девушек, под платьями у которых надеты фрейдистские лифчики, выдающие их намерения. Я вижу, как девушки набрасывают бретельки бюстгальтеров на залитые лунным светом небоскребы, а еще вижу, куда они смотрят вместо того, чтобы смотреть на меня. Они пялятся на смазливого парня, у которого в жизни нет ни забот, ни тревог. Одной рукой он держится за пряжку ремня, а другой молотит противника, с пыхтением стараясь превратить того в отбивную. Ни парень, ни девушка не удостаивают меня приветствием… Ладно уж, пускай прогуливаются в моем воображении рука об руку. А я… я скромно стою, прислонившись к стене, и думаю о том, что заключить девушку моей мечты в объятия — все равно что обнять ядерный взрыв. Мне остались лишь слова. Я в них тону, как в море, на радость и на горе, столочь слова на порох иль взбить в пуховый ворох… Не могу избавиться от чувства, будто я регулировщик воздушных линий, страдающий манией величия. Я обеспечиваю благополучную посадку самолетов-самоубийц на картонные посадочные полосы. Мои волосы еще не отросли, но уже поседели. Меня переполняют пространные мысли, я столько всего совершаю и не добиваюсь почти ничего…»