— Дерьмо! Дерьмо-о! Ч-черт, я по уши в дерьме! — выла Вероника.
— Сэр, я вынуждена попросить вас уйти, — сказала сестра, готовя шприц.
— Нет-нет, нет, нет, нет! — запричитала Вероника. — Не прогоняйте его! Со мной все в порядке. Я буду вести себя хорошо. Я буду умницей.
— Вам пора принимать укол.
— Ну и делайте, только пусть он останется.
Вероника с жеманным видом приняла инъекцию успокоительного.
— Можно он останется? — соблазнительно надув губки, спросила она.
— Ну хорошо, еще пять минут. Вам нужно отдохнуть. А вы, — обратилась ко мне сестра, выходя из палаты, — не давайте ей разволноваться.
— Я хочу переехать, — сказала Вероника, притихшая и подавленная.
— Прямо сейчас?
— Да. Я хочу перебраться в Калифорнию.
— Зачем? Дай-ка угадаю — ты намерена стать актрисой. Или пройти стажировку в искусстве владения язычком?
— Начну все заново. Не хочу застрять здесь на всю жизнь. Ты мог бы отправить меня туда и использовать это против Винсента. Он не перенесет разлуки.
— Как насчет остальных детей?
— А что насчет детей?
— Заберешь их с собой?
— Да, если ты оплатишь переезд и все остальное.
Я задумался.
— Нет, это чересчур. Будем считать, в тебе говорят транквилизаторы.
— Это я говорю. Транквилизаторы не разговаривают.
— Поспи. И будь добра, позаботься о детях.
— Харлан, ты все же поразмысли. Калифорния, новое начало. Мисс Вероника, не оставите ли свой автограф у меня на щиколотке? Ах, конечно.
Продолжая бессвязно лопотать, Вероника заснула. Судя по бормотанию, ей снились кинокошмары с дрянной музыкой и скверными диалогами.
— По-твоему, она говорила всерьез? — спросил Силвейн.
— Да.
По возвращении из больницы я позвонил Силвейну из дома Вероники. Дети, включая Винсента, отправились играть во двор.
— Она — шлюха, — продолжал я, — а шлюхи, особенно из захолустных городков, имеют обыкновение думать, что переезд в большой город — как правило, Нью-Йорк или Лос-Анджелес, — решит все их проблемы.
— Точно, — подтвердил Силвейн. — Я сам из Висконсина.
— Она даже толком не знает, чего хочет. Нет, беру свои слова обратно. Она убедила себя, что хочет покончить с прошлым. Конечно, надеется стать актрисой и прославиться. Опять-таки Вероника ужасная распутница. Такие, как она, думают одинаково. Она мечтает стать знаменитой или, на худой конец, затащить в постель какую-нибудь звезду. По ней, лучше быть известной и несчастной, чем несчастной и никому не известной.
— Или чем неизвестной и счастливой, — хмыкнул Силвейн.
