После Рима. Книга вторая. Anno Domini 430-800 | страница 26



<.. .> Нет у них разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимает­ся или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лох­мотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривы­ми шапками, свои обросшие волосами ноги — козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затруд­няет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сра­жения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, зани­маются своими обычными занятиями. День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонив­шись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьезных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях.

<.. .> Легкие и подвижные, они вдруг специально рассеивают­ся и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной бы­строты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмова­ли укрепление или грабили вражеский лагерь. Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что из­дали ведут бой стрелами, снабженными искусно сработанными наконечниками из кости, а сойдясь врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от уда­ра, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком»[5].

Римский историк, перемешав быль и небылицы, познакомил нас одним из первых примеров воздействия «связей с обществен­ностью» — оружия массового поражения, которое безо всяких ос­нований считается изобретением Нового времени. Гунны умело пользовались тем, что их жуткая слава неслась, опережая войско, и подавляла волю их противников к сопротивлению настолько, что они часто даже не решались поднять оружие на свою защиту.

Так была заложена основа западноевропейского политического мифа о «восточной угрозе». Не Аларих, не Атаульф и не Гейзерих, подрубившие корни Римской империи, а именно Аттила стал чер­ной легендой Запада, наводившей ужас на многие поколения и во­шедшей в фольклор. В «Песни о Нибелунгах» жена гуннского во­ждя Ильдико превратилась в Кримхильду, а сам Аттила в Этцеля.

Впрочем, если от фольклора и, чего греха таить, пропаганды в стиле «исторической политики» перейти к фактам, «гуннский миф» развеивается как туман. В 430-440-х годах гунны прямо или косвенно участвуют во внутриполитической борьбе и усобицах Западной империи, но лишь как послушный инструмент, как на­емники. Если они и действуют самостоятельно, то в строгом со­ответствии с «пожеланиями» правительства Равенны и Рима. Ат­тила изменил всё.