Бесы в красной гостиной | страница 57
В чем дело, почему у многих людей, которые искренне, с болью выстрадали взгляды на страну и советское общество, пришли в результате глубоких раздумий к выводу, что и в стране, и в обществе требуются значительные перемены, что замысел Горбачева и его команды натыкается на непредвиденные преграды и буксует, что, скорее всего, требуются более решительные, радикальные меры, которые предлагает Ельцин, почему в нем, Ельцине, тем не менее, сомневаются, почему многие к нему настороже? Партийная номенклатура, «красные» директора – понятно почему. Но ведь с опаской поглядывают и демократы, интеллигенция, ученые, экономисты. Ответ очевиден: основная причина – личные качества Ельцина.
Персона. Борис Ельцин: одна, но пламенная
страсть – власть!
Как-то я наткнулся на глубокую характеристику одной личности, имя которой назову позднее. Итак, «…из всех усилий ума и воображения (он) вынес только простую, голую идею власти без практических выводов, каких требует всякая идея. Теория осталась не разработанной в государственный порядок, в политическую программу. Увлеченный враждой и воображаемыми страхами, он упустил из виду практические задачи и потребности государственной жизни… Без этой практической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в орудие личной злости, безотчетного произвола».
Конечно, каждое сравнение хромает, однако многое становится и понятным, когда прибегаешь к историческим параллелям. Ведь именно Грозный, пишет историк Василий Ключевский (а речь идет о нем), впервые в России (1550 год) созывает Земский собор (аналог съезда народных депутатов. – Аавт.). Ключевский: «Он (Собор) задумывался как орган в составе управления землей русской, царь же в системе нового управления из удельного вотчинника вырастал в царя земского. Величайшая государственная идея, воплощение которой сократило бы путь России к демократии на сотни лет, попорчена была только потому, что Грозный не ужился со своими советниками. Последовало преследование боярства, а конец царствования завершился тем, что были поколеблены все основания государственного порядка. А ведь и талантлив был, и начитан, и богобоязнен. Но и порочен был в самом общественно опасном для правителя направлении: в чрезмерной страсти к власти».
Ельцин образца 1987 и поздний Ельцин мало что имеют общего. Кажется, это два разных человека. Помню, на встрече с московскими пропагандистами, которая продолжалась более четырех часов без перерыва, Борис Николаевич буквально обворожил публику. Он раскованно и рискованно отвечал на десятки столь же рискованных вопросов, сыпал на память десятками цифр (в газетных отчетах мы проверяли их, и не было случая, чтобы он ошибся), шутил. В отличие от застегнутых на все пуговицы партийных бонз, Ельцин оставлял впечатление доступного человека, этакого рубахи-парня, которому все нипочем.