Мурлыка рассказывал, что в мире возникло всё неспроста, любители детей и подростков были когда-то нужны. Слабому — женщине или ребёнку, требуется еда и защита, а дать они могут лишь секс. Он говорил о Спарте, Риме и Греции, о самураях с юношами в учениках, а потом заявил, что сейчас это всё — атавизм.
Честно сказать, я так не считала. Ветчина была вкусной, а до светлого будущего, в котором детишек станут кормить просто так, мы пока не дошли.
Спиртного нам не досталось, но было плевать. Я, вообще-то, его не люблю.
Потом Наташка сказала:
— Валите! Нечего вам тут делать, с вашими рожами.
Я навестила Мурлыку. Он спал, нервно дёргаясь время от времени.
Я поднялась на крышу.
Девчонок тут уже не было. Я уселась на парапет и запела.
Гай чарівний, ніби променем всипаний,
Чи загадався, чи спить?
Снизу доносился хохот и девичьи визги. В желудке была приятная тяжесть. Дневные страхи забылись.
Теперь я сама удивлялась: чем меня так испугал Илья?
Пацан, как пацан. Ёбнутый, да. Может, немножко опасный.
Так что? У кого здесь здоровая психика? Кто не опасный? Чем лучше, к примеру, Мурлыка? Он сам не знает, что сделает через секунду. А Злата? Она же убийца!
У всех детей в шкафчиках с миленькими наклейками хранятся скелеты. И если уж по чесноку, так самая больная тут — я.
Часам к десяти смех сменился на стоны — отдых гостей перешёл в новую плоскость. От этих звуков стало противно, и я зашептала песню сильней. Потом всё затихло, и стало совсем хорошо — только пели комарики.
Крик — звериный, отчаянный, разорвал тишину. Такие я слышала только в АТО.
От неожиданности я чуть не свалилась. Пальцы вцепилась в бетон парапета, хотелось спрятаться и дрожать.
Я вдохнула поглубже.
Здесь не АТО, здесь никто не стреляет, здесь никого не разорвёт на куски!
Мика, возьми себя в руки!
Помогло. Только бешено колотилось сердце.
Через минуту я была внизу. В коридор четвёртого этажа набился народ. Не пройдя до блока и полпути, я увязла в толпе.
— Что там случилось? — задала я вопрос ближайшей девчонке.
— Откуда мне знать? — она шевельнула плечами. — Кто-то кричал.
— Так! Расступились! — Семёныч двигался через толпу, как ледокол через тонкие льды — непонятливые девчонки летели в стороны. За ним семенила Злата.
Пять минут прошли в ожиданиях и сплетнях. Одни утверждали, что гости убили девчонку, другие — что девчонка убила гостей. Когда стали болтать бред о том, что депутат выбросился из окна, я попыталась вернуться обратно на лестницу. Но сзади уже напирал народ. Оставалось только стоять.
