Владыкины ждали гостей. Сергей Иванович пристроился в любимом закутке — между книжными полками и письменным столом, что-то чертил на листе ватмана. Анна Владимировна, раскрасневшаяся у плиты, в который раз оглядывала накрытый стол. Кажется, все успела. Можно и отдохнуть. Подсела к мужу. Сегодня она не просто принимала гостей. Был в этом приеме скрытый смысл, Анна Владимировна не могла видеть, что в отношениях Михаила и Сергея проступает холодок. И сегодня Анна Владимировна мечтала сгладить углы, выражаясь языком каменщиков-футеровщиков, — «заделать швы» в отношениях мужа и Михаила Дербенева.
— Какие мировые проблемы решаешь?
— Как тебе сказать, — Владыкин вздохнул, — суета вокруг. Помнишь, рассказывал, как футеровал вперевязку?
— Сутки после отсыпался.
— Двести пятьдесят плавок печь настояла, а футеровка, как новенькая, держится. — Владыкин встал, походил по комнате, думая о своем. Жена недоуменно провожала его глазами: радоваться нужно, а он…
— Выкладывай, Сергей свет Иванович, не таись.
— Да нет, я ничего… — Владыкин постоял, держась за спинку стула, невидящим взором глядя на обильно накрытый стол.
— Понимаю…
— Аннушка, я серьезно. Странно, ведь поставили рекорд стойкости, а никто не замечает, словно так положено. А будь на моем месте Миша Дербенев…
— Кстати, какая кошка между вами пробежала? Я вообще боюсь, что он не придет.
Владыкин промолчал. Анна Владимировна поняла: молчит — не хочет отвечать.
— Любопытно, как себя ведет Радин? — зашла с другого конца Анна Владимировна. — Ты ведь глаза ему открыл.
— Радин? Тоже не пойму толком. Чувствуется, следит за печью, помалкивает, сглазить, что ли, боится. Конечно, вентиляторы — полумеры, по воробьям из пушки. — Помолчал, обдумывая фразу. — Винтовую бы кладку заделать, сердце успокоилось бы.
— От сердца древний рецепт есть.
— Какой?
— Народная мудрость. Орешки, имя им грушицы земляные… те орешки есть сырыми…
— Или топить в горячем вине, — пошутил Владыкин.
— Государственный ты муж! И мудрый к тому ж. — Анна Владимировна потрепала Владыкина по гладко выбритой щеке. — Ого! Стихами заговорила.
— Мудрость моя в твоей голове, — отшутился Владыкин.
— Спасибо! — Анна Владимировна хохотнула и смеха своего не узнала: было в нем что-то давнее, забытое, девичье.
— Что с тобой?
— Вспомнила, как на дежурство ночью ко мне прибегал в аптеку. Сидишь, фантазируешь, чем бы заболеть, чтобы вылечила.
— Заболел… до смерти не вылечусь…
Резкий звонок прервал их разговор.
