— Кувалдой бы жахнуть, — предложил Заварзин.
Оба улыбнулись. Пятьсот тонн кирпича, не скрепленные раствором и бетоном, держались на их ювелирной кладке.
Наконец-то первый кирпич, расколотый на несколько частей, выбрали из кладки. Сразу стало легче. Заварзин ловко оборудовал долотом, вскрывал швы, Владыкин осторожно разбивал пудовые кирпичи, выковыривал обломки из футеровочного монолита. Выбрали шесть кирпичей и вдруг оба замерли.
— Чего остановились? — закричал сверху Ахмет. — Шибко устали?
Владыкин, а за ним и Заварзин, приложили уши к стене. Футеровка «заговорила», пришла в движение, начала отслаиваться от арматурной брони.
— Сеня, — тихо сказал Владыкин, — сходи за шипучкой, а?
— Брехло ты, Владыка, — сердито ответил Заварзин, — никуда я не пойду. — Он сразу понял, что бригадир хочет на всякий случай отослать его прочь.
— Хотел тебя для потомства спасти, — добродушно отшутился Владыкин, — не желаешь? Тогда не топочи, как медведь. И кувалду отложи. Без нее спокойней.
Прибежал Радин. Заглянул в конвертор, приказал опустить в печь две мощные переносные лампы. Каменщики просили Радина отойти подальше — кладка висела, пятьсот тонн кирпича держались на весу, лишенные части подпорки — днища. На площадке царила тишина. Каменщики замерли в ожидании. Медленно тянулось время. И наконец снизу раздался голос Владыкина:
— Вира! — Крановщик привел механизм в движение, поднял над площадкой горку кирпичной кладки.
Радин заглянул вниз. Заварзин и Владыкин аккуратно закладывали черную брешь новыми огнеупорами. А еще через полчаса товарищи подняли их наверх. Лицо Владыкина было бледным. Он отошел к сатуратору и медленно стал пить шипучку. Заварзин нашел силы улыбнуться:
— Как ни болела, а померла!
Пришедшая на смену Дербеневу бригада Бруно стала готовиться к плавке. Радин обнял Заварзина и зашептал:
— Я всегда знал, что ты молодец! Хочешь, я тебе картину подарю? Собственноручно написанную?
— Приму! — широко разулыбался Заварзин. — И бутылку шампанского в придачу.
Каменщики, сгрудившись у дистрибуторной, долго не уходили. Лишь когда высоко вверх взметнулось пламя, рассыпалось огненным фейерверком, дружно, с шумом и смехом пошли в столовую…
Ветер над городом почти ничего не меняет, а над заводом — совсем другое дело. Гремит, словно живой, склад листового железа, искореженные плети шевелятся, тянутся друг к другу. Система охлаждения — каскад фонтанов, причудливо изгибает струи, обдавая водой пешеходную тропку, размешивая рыжую окалину. А главное — хвосты дыма. Оранжевые, синие, желтые, клонятся к земле, ветер прижимает их, и становится трудно дышать.
