… А раньше чердак не запирали. Когда Денис был совсем маленьким, здесь сушили белье. Тогда многие хозяйки стирали в общественной прачечной, в полуподвале двухэтажного флигеля, под дворницкой. В прачечной имелся топившийся углем котел, несколько огромных оцинкованных раковин, а над ними краны с деревянными ручками, как в бане: один с кипятком, другой с холодной водой. Там всегда было влажно и душно от пара, пахло хозяйственным мылом и стиральным порошком «Новость», из тазов и корыт то и дело слетали искрящиеся хлопья. Женщины стояли босые на деревянных мостках, воду сливали прямо под ноги, и сквозь бруски решетки было видно, как она устремляется в угол и закручивается пенной воронкой над выпуском в бетонном полу.
Дениске нравилось забегать в парной полумрак прачечной, глядеть, как мелькают над тазом белые мамины локти, слушать, как громко переговариваются женщины, перемывающие косточки кому-нибудь из соседей.
После стирки мама подхватывала таз с выжатым бельем, упирала его в бедро и звала сына помогать. Они шли на чердак, и там Дениска подавал ей скрученные в жгуты наволочки, простыни, пододеяльники. Мама встряхивала их, расправляя, и развешивала на натянутых меж стропилами веревках. Потом, к вечеру или на следующий день, они шли снимать жесткое – мама всегда подкрахмаливала, – теплое и пахнущее чистотой белье.
Когда Дениске было лет шесть, прачечную закрыли. В дом провели горячую воду, у многих завелись стиральные машины, и хозяйки стали сушить белье в квартирах, а чердак превратился в склад ненужного хлама и вотчину мальчишек.
Там, соревнуясь в ловкости, раскинув руки, они шагали по извивающимся закутанным в изоляцию толстым трубам, нагибались под нависающими стропилинами, чтобы не коснуться их головой, а затем соскакивали в войлок вековой слежавшейся пыли, оставляя в нем две ямки. А где еще найти столько мест для игры в прятки? Можно было прилечь за широченной балкой, зажав нос и рот, чтобы не наглотаться пыли и не чихнуть, а можно за старой оттоманкой с вылезшими пружинами. Пока водящий считал, был шанс убежать далеко и оказаться над соседним подъездом – ну-ка, найди! Или затиснуться под самый скос крыши и затаиться за кучей поломанных стульев и табуреток.
Но больше игры в прятки, несмотря на строжайший запрет, ребятам нравилось вылезать через слуховое окно прямо на крышу и смотреть с высоты на город. Железо не сильно страдало от детского веса, а они нарочно топали, чтобы прогибалось и гремело. Хвалясь друг перед другом храбростью, мальчишки забирались на самый конек, залезали на давно бездействующие печные трубы и заглядывали в их черное от сажи бездонное нутро. Или, замирая от страха, свешивались через железные перильца на краю, глядели на двор с высоты птичьего полета. Можно было вернуться на чердак через слуховое окно над соседней парадной, но высшим шиком считалось добежать до конца своей крыши, по короткой приставной лесенке перебраться на соседнюю, прогромыхать по ней и спуститься по пожарной лестнице на глухой стене второго корпуса. Отсутствие на лестнице нескольких перекладин придавало приключению особую остроту: заканчивалась она на уровне третьего этажа, а внизу высилась гора заросшего травой угольного шлака. Денис всего дважды осмелился отпустить руки и лететь в кучу зелени. Для него обошлось удачно, а Мишка пропорол там подошву сандалии огромным гвоздем. После ходил с перевязанной ногой, демонстративно хромал и всем рассказывал, как мамка ругала его, пока тащила в травмпункт.
