Подойдя к двери, он выключил свет и обернулся, проверяя, иду ли я за ним. Это нервное, тревожное чувство снова охватило меня, но теперь оно было вызвано тем, что я понятия не имела, как всё исправить, что бы ни случилось за последний час. И всё же мне отчаянно хотелось попробовать.
— Эй, Малачи, я знаю, что уже поздно, и знаю, что мы уходим завтра. Прежде чем мы уйдём… — я сделала глубокий вдох и быстро продолжила. — Прежде чем мы уйдём, я хотела бы узнать… не покажешь ли ты мне, чем ты здесь развлекаешься.
Это была самая романтичная вещь, которую я когда-либо говорила парню. Но как только эти слова слетели с моих губ, я поняла, как глупо они звучат. Если бы я сказала это любому парню, которого знала раньше, он бы хихикнул и сделал худшую из всевозможных интерпретаций. Вполне возможно, что это взаимодействие закончилось бы насилием.
Малачи просто уставился на меня, словно прокручивал мои слова в голове, позволяя им несколько раз прокрутить петлю вокруг его мозга.
— Хорошо, — сказал он. — Пошли со мной.
Он распахнул дверь и поднялся по лестнице. Я последовала за ним, глотая облегчение, как леденец.
Он не покинул лестничный пролёт, когда мы добрались до главного этажа. Вскоре мы уже поднимались по винтовой лестнице в башню, которая возвышалась над крышей участка Стражей. Мои бёдра горестно ныли после изнурительной тренировки, которую они перенесли, но я молчала, следуя за Малачи, который шёл ровным шагом, продолжая подниматься. Я молча спорила сама с собой, не сломаться ли мне и не попросить, ли передохнуть, когда услышала, как прямо надо мной открылась дверь и, подняв глаза, увидела, как он проходит в неё. Малачи протянул мне руку. Ветер прошёлся по моим волосам и высушил мой пот, когда я взяла его за руку, позволяя его силе компенсировать неудачу моих измученных ног.
Мы были на самом верху башни. Это было небольшое помещение, всего в несколько метров шириной — достаточно места только для нас двоих. Окружающая стена была высотой по пояс, железные перила вдавлены в крошащийся раствор между камнями.
— Я прихожу сюда, — тихо сказал он.
Вокруг нас на холме притаился безмолвный город, поглощая свет. Я повернулась на месте, думая, что Малачи, должно быть, использовал этот вид, чтобы нарисовать части его карты. Отсюда было легче видеть и понимать, по крайней мере, пока мои глаза не упёрлись в сплошную массу небоскребов на вершине холма.
Он указал на стены зданий.
— Мы пойдём на север, вон туда. Это самая старая часть города. Здания… я знаю, это звучит странно, но с каждым годом они становятся всё выше. Самые старые из них, в центре, самые высокие. Здания поменьше у стены, более новые. Но они тоже становятся выше. Видишь ли, если кому-то в городе нужен дом, он вырастает. Если они хотят построить что-то не большое, хижину или башню, здание вырастает. Все, что им нужно делать, это захотеть этого. Желание. Стремление. Затем здания начинают жить своей собственной жизнью, питаясь желанием. Но то, что происходит из этого желания, никогда не бывает чем-то хорошим. Или удовлетворяет. Просто… оно большое. Так что город растёт, и несчастье внутри него тоже. Как болезнь.
