— Риса, смотри! — сказал он из-под ткани. — Я — принц Берто!
Особый день Рисы начался на часы раньше, чем она хотела, но теперь он шел, и она была взволнована. Она скривила губы от баловства брата, а потом рассмеялась.
— О, только не показывайся Фредо! — предупредила она его.
Бедный дядя Фредо все смотрел вслед золотому кораблю. Казалось, только он из всех Диветри оценил визит принца.
4
У каждого предмета есть изначальное предназначение, пусть сыновья и дочери Семи и Тридцати раскрывают свое назначение в стенах двух инсул. Пусть изучают ремесло своих семей, учатся, становятся монахами, но результат будет стабильностью и процветанием искусств.
— Аллирия Кассамаги королю Ниволо из Кассафорте в личном письме в архивах Кассамаги
Сине-зеленые знамена развевались из каждого окна Каза Диветри позже в тот день. Риса склонилась над перилами балкона в своей комнате, смотрела, как слуги украшали стены канала флагами. Причалы слуг внизу были ярко украшены, где покачивалась дюжина гондол. Даже пахло празднично. С кухни доносились ароматы, было сложно различить один, он сразу сменялся другим. Утка. Жареная свинина. Рыба, запеченная в лимонном соке, набитая жареными яблоками. Оливки. Фруктовый пирог. Булочки. Сотня угощений для пира, который накроют после Осмотра.
Если выглянуть за угол, Риса могла увидеть два моста Казы Диветри, тянущиеся к континенту. Мост выше был роскошнее, тянулся от площади Кассафорте к двору казы. Низкий мост обычно использовали торговцы и ремесленники, и он вел к конюшням. Пухлые торговцы шагали мимо мостов и стен каналов, продавали гранаты и яблоки в сахаре, а то и брошюры с песнями и стихотворениями.
Куда бы Риса ни смотрела, она видела, что столица нарядилась к Фестивалю Двух лун. Каза Катарре тоже украсилась цветами семьи — красным и зеленым — и лилово-коричневыми знаменами города. Из окон менее богатых домов и маленьких магазинов, тянущихся вдоль каналов и улиц, были в ярких лентах и бумажных флажках. Семья Сорренди постаралась по случаю, разместила в ящиках летние цветы, повесила их на окнах. Сорренди были из Тридцати — элитных семей всего Кассафорте, выше были только Семь каза — и они могли вешать гербы семьи над дверью. Даже сейчас слуги Сорренди висели из окна сверху, натирали медный герб. Когда полуденное солнце озаряло площадь, он гордо сиял.
Служанка пискнула, прижалась к стене, Риса пробежала по лестнице в комнату с колоннами, где семья ела поздний завтрак. Ее ноги шлепали по черно-белому прохладному мрамору.
