— Вот он, скотина, берите его! — снова начал тыкать микрофоном в меня мужик со сцены, и я все же переложил камеру в правую руку, чтобы успеть поработать удобной левой, если все же будут убивать по-настоящему.
— А-а-а, сволочи, уберите руки! — заверещал кто-то позади меня.
Я обернулся и посмотрел, как принимают под руки пожилого толстенького громадянина в вышиванке, надетой поверх плаща.
— Этот москальский агент говорил тут только что, что нам надобно сжигать жидов, а не москалей. Он говорил, что надо сжечь сначала посольство Израиля, а потом уже москальское. Он — провокатор! Он — москальский агент! — объяснил со сцены диспозицию неизвестный отец.
Москальского агента стали воспитывать прямо на месте, и я отошел в сторонку, чтобы не прилетело и мне по ошибке. Но мне все-таки прилетело — точнее, не мне, а камере. Я сумел удержать ее в руках, но удар получился неслабый, погнули штангу микрофона.
— Прощу прощения, пан журналист, случайно вышло, — оправдался ближайший ко мне хипстер, молотя худосочными ручками по упитанному москальскому агенту.
Агент прикрывал голову от ударов, но отважно гнул свою линию:
— Жечь жидов сначала надобно! А вы сами агенты Кремля, если не понимаете главного!
Голос из толпы рядом со мной неожиданно громко согласился:
— Этих тоже надо жечь, верно он говорит, да! Но сначала жечь все же москалей. А если сейчас начать с жидов, что скажет Америка с Европой?
Я отошел еще дальше в сторону, сосредоточившись на камере. А она вдруг заработала. Ей, видимо, тоже не хватало хорошего пинка от прогрессивных европейских революционеров.
Я включил камеру и поднял ее на плечо. Москальского агента увели куда-то за оцепление сцены, и туда я идти не рискнул. Зато на сцену стали выходить совершенно отвязные фрики.
Седой дедушка в неизбывной для Киева камуфляжной куртке, но также с огромным золоченым крестом в руках, долго взбирался на сцену, используя крест как посох, а когда, наконец, взобрался, заорал вдруг без микрофона так громко, что я вздрогнул и сам едва не перекрестился, хоть и атеист.
— Наше правительство по телевизору говорит по-русски! Это предательство! Нужно немедленно запретить русский язык на телевидении, в кино, везде! Украинцы должны быть хозяевами, господами в своей стране!
Толпа радостно взвыла, заголосила:
— Так! Тут господар украинец!
— Москаляку на гиляку!
— Тут говорити треба по-украински.
— По-российски говорят лише окупанти!
Одновременно с этим народным подъемом внезапно начались танцы — на сцене и рядом с ней организаторы снова начали водить хороводы из каких-то усталых бабушек и пузатых дяденек. Что бабушки, что дяденьки хороводили ровно так, как это делают дети в детском саду под присмотром воспитателей — и топочут вроде энергично, и подпрыгивают, где надо, и даже смело подпевают фонограмме — но делают все это без должного уважения к историческому моменту. Все ж таки Третий Майдан, Революция Достоинства, вот это всё.
