— Как быть с измельчанием языка, следствием массовой информации и глобализации? Может ли такой разжиженный язык произвести что-то, способное встать вровень с шедеврами прошлого?
— Гений всегда найдет выход. Может быть, какой-нибудь гиперкибернетический Данте уже сидит за компьютером… Но что касается меня, это правда: я бы не смог вещать на такой облегченной волне. Прежде чем поверить, что у меня на крючке что-то стоящее, я должен ощутить сопротивление, силу, тянущую леску назад».
Постепенно, исподволь Денис ОʼДрисколл подводит своего собеседника к вопросам, которые принято называть последними. И в какой-то момент он спрашивает его напрямую:
«— Можно ли сказать, что вы не боитесь смерти?
— Во всяком случае, — отвечает Хини, — не так, как шестьдесят лет назад, когда я больше всего боялся умереть не очищенным от смертных грехов и потом мучиться за это целую вечность. Вообще это не столько страх, сколько печаль — печаль расставания со всем, что любил на земле, и с теми, кого любил.
— Где бы хотели быть похоронены вы сами, в Дерри или в Дублине? На кладбище в Беллахи, где лежат многие поколения Хини и Скаллионов, или на Гласневинском кладбище, где погребен Джерард Мэнли Хопкинс, „усталый и неразличимый“ в общей могиле своего ордена?
— Хороший вопрос. Когда я размышляю об этом, мне приходят на ум еще два места: маленький протестантский погост Нанс-Кросс неподалеку от нашего дома в Уиклоу, связанный с семьей Джона Синга, и очень красивое кладбище на берегу Лох-Нея, возле высокого кельтского креста в Ардбоу, где лежат родители Мэри. Но в первом случае это чужая церковь, а во втором — чужие предки; так что приходится возвращаться к исходным вариантам нашего плана. Может быть, сделать так, как Томас Гарди: разделить себя между могилами на родине и по месту последнего проживания, то есть успеть и туда и сюда? Но вариант Гарди подразумевает вырезание сердца из мертвого тела — так что, пожалуй, не стоит».
Воображаю лукавую ухмылку Шеймаса, обсуждающего с собеседником варианты нашего плана. Что говорить, великий стратег, да к тому же еще ирландец!
…В конце концов, прах Шеймаса Хини упокоился под большим сикомором на кладбище в Беллахи в его родном графстве Дерри. С печалью думаю о том, что не смог приехать на похороны. И с безмерной благодарностью — за считаные встречи, хранимые в памяти, за щедрость, за ту особую эманацию души поэта, которую мне довелось ощутить не только через стихи, но и непосредственно, из ее живого человеческого источника. Есть английская идиома: «he is as good as his word», дословно: «он так же хорош, как его слово» (то есть: «его слову можно верить»). Не о всяком поэте, наверное, можно это сказать: «Не was as good as his word». О Шеймасе можно: поэт и его слово в нем идеально уравновешивались.
