— Ты ставил мины в Анголе?
— Я не только ставил мины в Анголе, я там воевал.
— На твоих минах могла взорваться дети?
— Ещё как могли. На войне как на войне.
— Я понимаю, что на войне, как на войне, но… Этот ребенок мог взорваться на твоей мине?
— Мог.
— Ты понимаешь, насколько это страшно?
— Страдания детей — это самое страшное, что может быть в жизни, Катрин. Я могу привести сотню аргументов в свое оправдание, доказывать тебе, что я ничуть не виноват, но я никогда не вру сам себе — и за свои грехи я отвечу сам. Я, конечно, могу попросить тебя никогда не касаться этой темы — и ты, возможно, выполнишь мою просьбу, но мой грех от этого не будет легче, да и не хочу я, чтобы между нами была хоть какая-то зона молчания. Когда я выбрал свою дорогу, я знал, на что шел. «Палач Анголы» это, пожалуй, слишком громко, но на войне как на войне, прости за повторение. Я ставил мины, я стрелял в людей, я резал их ножом, я воевал. И я знаю, насколько это страшно. И осознание этого греха — плата за ту свободу, которую я имею, это цена тех денег, которые мне платят. Кто-то назовет эти деньги грязными, но мне нравится моя жизнь — даже если я ей иногда безумно рискую. Что, разумеется, не является для меня оправданием. Кстати, моя рубашка тебе очень к лицу.
— Намек сменить тему?
— Тему солдатского греха и покаяния можно продолжать бесконечно. Если это тебе доставит удовольствие, я готов говорить о псах войны часами — все это было продумано и передумано за долгие годы тысячу раз. И вывод я сделал такой: нам нет никаких оправданий, кроме одного — за свои грехи мы платим своими жизнями, что весьма немало. Будем рассуждать дальше?
— Не нужно, я все понимаю, Чарли. Франция содержит Иностранный легион — и потому во Франции к наемникам относятся с пониманием. А понять — значит простить.
— Стоп! — воскликнул Боксон. — Самобичевание нам ни к чему. Приступим к завтраку. Тебя устроит холодная ветчина и кофе по-колумбийски?
— Что такое кофе по-колумбийски?
— В кофе добавляют несколько сухих листочков коки. Получается интересная смесь.
— Так ты ещё и наркоман?
— Ни в коем случае! Просто я вспомнил один рецепт. Меня научили ему в Никарагуа. Как давно это было!
Но сухих листочков коки у Боксона не обнаружилось, и Катрин ехидно обвинила его в хвастовстве. Боксон обвинение отрицал:
— Если бы я просто хвастал, то предложил бы кофе по-кайеннски — с перцем. Вероятно, это было бы весело!
Их смех был прерван зуммером телефона.
