* * *
«Мой сыночек, мой Ванюша», — повторяла мать как молитву со страстью, и темнота молчала, внимательно слушая.
Настасья Ивановна время от времени посылала письма в военкоматы, в Министерство обороны и даже в Музей вооруженных сил. Но в последние годы отправляла их все реже и реже, стесняясь отрывать людей от их важных дел, и опуская письмо-запрос, она всегда представляла одного и того же важного занятого человека, который распечатает ее письмо. К ней приходили официальные ответы, она медленно прочитывала их жадными глазами. Ответы были одинаковыми: «пропал без вести». Эти полынные слова врезались в память и жгли ее. Но на последний запрос ответа не было.
Письма свои в различные учреждения она долго сочиняла про себя, и ей казалось, что они выходили длинными, неповоротливыми, и ей было стыдно самой себя.
В жизни ее было много страданий, но никогда она не жаловалась, понимая осиротевшим сердцем, как непонятна и чужда человеку чужая боль. Выслушав тысячи рассказов о горе с состраданием и покорностью, она пришла к выводу, что люди больше всего любят говорить о своих бедах. «Так уж устроен человек, — думала она, — что не может жить без несчастий, и стоит ему избавиться от одного, как прибывает другое, сколько бы раз ни выливался с неба дождь, каким бы сильным он ни был — всякий знает, что он пойдет вновь, сколько ни черпай из колодца — вода прибудет в него». Она так устала за свою долгую жизнь от горьких историй и так ясно поняла, как мало они значат для человека, что счастье или горе неподвластно им: слова как трава, — ее выкашивает забвенье, а она вырастает вновь. И каждый человек виделся ей деревом — все растут в одном лесу, близко друг от друга, а подойти друг к другу не в силах.
На кухне обсуждали хоккейный матч, новую кофточку, право мыться по субботам вечером.
Но пробивался, как светлая травиночка сквозь грубую корку взрослой жизни, и детский голосок.
А как чисто, бывало, звенел голос ее Ванюши.
Сегодня был необычный день — день рождения ее Ванюши. И ей подумалось, что в такой день должно было произойти чудо. Вдруг мать вспомнила — уже прошел по подъездам почтальон… Экономя, выключила свет — эта чрезмерная бережливость давно вошла в ее плоть. Прислушавшись к происходящему за дверью, выбрала момент, выскользнула в коридор и, осторожно открыв входную дверь с тремя замками, тихонько затворила ее и закрыла на свой ключ, боясь побеспокоить квартиру щелчком захлопываемой двери.
