— Не хочется уходить.
Был вечер. Москва рядилась в разноцветно-огненные кружева и подмигивала со всех сторон: с витрин магазинов, с высоких столбов, с пестрых реклам и неоновых вывесок.
Таню — а она так и не проснулась — нес на руках Струмилин.
Всю дорогу шли молча. И только дома, укладывая дочь в кроватку, Струмилин посмотрел на часы:
— Уже одиннадцать. Тебе далеко ехать.
Лиля не ответила и, привалившись к спинке дивана, печально опустила глаза. Так, не двигаясь, сидела она до тех пор, пока Струмилин не уложил дочь.
— Николай Сергеевич, я должна с вами поговорить. Поговорить серьезно… Я не хочу больше свиданий. — Лиля подошла вплотную к Струмилину: — Я хочу…
За стеной, в соседней комнате, голос Лемешева выводил кручинно:
Под снегом-то, братцы, лежала она,
Закрыв свои карие очи…
— Я много думал об этом, — сказал, помолчав, Струмилин. — Проверь себя хорошенько. Я боюсь принести тебе несчастье.
Лиля молча надела плащ и, не прощаясь, направилась к двери.
Струмилин догнал ее на лестничной площадке. Стиснув Лилину голову в своих больших ладонях, он поцеловал ее в щеку. С минуту они стояли молча. Потом Лиля спросила:
— Вам хорошо со мной?
— Мне с вами очень хорошо… Ведь вы сами знаете, — почти шепотом ответил Струмилин.
Уже на улице, пересекая пустынный Лбищенский переулок, он спросил:
— Как на все это посмотрит твой дедушка?
Струмилин знал, что для академика Батурлинова, ученого с мировым именем, воспитавшего рано осиротевшую Лилю, уход от него внучки будет большим ударом. Он даже не представлял, как Лиля может решиться на такой шаг, что она будет говорить деду, связывая свою судьбу со вдовцом, принесшим с войны тяжелые недуги, с человеком, на плечах которого находится крохотная дочь.
На вопрос Струмилина Лиля ответила не сразу. Ежась и поднимая плечи, она проговорила:
— Для него это будет потрясением. Он остается один. Совсем один. И это меня пугает. Но больше всего меня страшит другое.
— Что?
Они остановились. Лиля смотрела в глаза Струмилина и старалась понять: значит ли она для Николая Сергеевича то, чем является в ее глазах и в ее сердце он, Струмилин, которого она полюбила сразу же, словно бросившись в бездонный горячий омут безрассудных чувств. Все началось в прошлое лето, на юге… А потом дорога до Москвы. Они ехали в двухместном купе мягкого вагона. Если б перед тем как им сойти на московском перроне, до опьянения счастливую Лилю тогда спросили: «Что ты хочешь, Лиля?..» — она бы ответила, не раздумывая: «Я хочу, чтоб дорога наша опоясала земной шар». И если б тут же Лиле задали вопрос: «Чем ты можешь пожертвовать во имя дороги, которая опояшет земной шар?..» — то Лиля ответила бы: «Я отдам за нее жизнь…»
