Он покачал головой:
– Не думаю.
– Откуда вы знаете?
– Эвелина сюда не приходит. Как она сама утверждает, не переносит жизнь на природе.
– Ну и не мои тоже. Я такое не ношу.
– Здесь еще кое-что есть. Может, узнаете. Миранда пошла к комоду, взяла изумрудно-зеленый с кремовыми вставками бюстгальтер.
– Этот явно не мой.
– Почему?
– Размер. Этот – 36С, а мой… – Она смущенно откашлялась. – Не такой большой.
– А…
Миранда торопливо отвернулась, чтобы не дать ему повода произвести визуальное сравнение. Впрочем, разве он уже не видел то, что хотел увидеть? Глаза-то у него есть.
Слишком многое замечает, подумала она, глядя в окно и дожидаясь, пока сердце перестанет прыгать. Солнце опускалось за верхушки деревьев, и тени тянулись к дому. Долгий летний закат. На склоне вот-вот появятся светлячки, в траве застрекочут цикады. Повеет прохладой. Даже в августе вечерами с моря тянуло холодком. Она поежилась и обхватила себя за плечи.
Он подошел тихо, осторожно. Она не слышала шагов, но, не оглядываясь, поняла – Чейз за спиной.
Он стоял так близко, что чувствовал запах ее волос – чистый, глубокий, пьянящий. Гаснущий свет уходящего дня придавал им чудесный каштановый оттенок. Хотелось протянуть руку и зарыться пальцами в эти шелковистые пряди, прижаться к ним лицом, ощутить их пружинистую мягкость…
Нет… нет…
Он понял, что совершает ошибку, еще до того, как совершил ее, но уже не смог остановиться, не смог ничего с собой поделать.
Она поежилась под его прикосновением. Он ощутил и легчайшую дрожь, и беззвучно сорвавшийся с губ выдох.
Ладони скользнули по плечам, по прохладной, гладкой коже. Она не отстранилась. Наоборот, подалась назад, словно ища в нем опоры. Он обнял ее, заключил в теплый круг рук.
– В детстве я думал, – прошептал Чейз, – что здесь, на холме, водятся сказочные существа, что под мухоморами прячутся эльфы и феи. Я даже видел, как мелькают в сумерках их огоньки. Конечно, то были самые обычные светлячки. Но ребенок мог принимать их за что угодно. За фонари гномов или лампы драконов. Как бы мне хотелось…
– Чего бы вам хотелось?
Он вздохнул:
– Чтобы во мне осталось что-то от того мальчишки. Чтобы мы узнали друг друга тогда. До того, как все случилось. До…
– До Ричарда.
Чейз замолчал. Он знал – брат останется здесь навсегда, его жизнь и смерть будут всегда висеть над ними, как тьма надвигающейся ночи. Что может вырасти в такой тени? Дружба? Нет. Любовь? Тем более нет. Нет, то, что он чувствовал, обнимая сзади эту хрупкую, дрожащую женщину, скорее напоминало вожделение.
