Под ним начиналась беседа.
HelveticaBoy: Видишь?
NeedaArk11: Да. Я ее сохраню.
HelveticaBoy: Хорошо. Ты меня так представлял?
NeedaArk11: Типа того. Когда ты сфотографировался?
HelveticaBoy: В прошлом году.
Маршалл смотрел, как за стеклом проносились здания. Все сливалось в сплошное пятно. Он не хотел закрывать глаза: перед ним сразу вставало лицо HelveticaBoy.
HelveticaBoy: Тебе грустно? Что ты имеешь в виду?
NeedaArk11: Просто иногда я грущу. А ты?
HelveticaBoy: Да, конечно. Обычно из-за папы. Родители никогда не любят нас так, как говорят. Иногда мой папа говорит, что любит меня, но я знаю: он врет. Ты когда-нибудь думал так о своем отце?
NeedaArk11: Не знаю.
HelveticaBoy: Он тебя когда-нибудь бил?
NeedaArk11: Нет.
HelveticaBoy: Поверь мне. Они все хотят этого. Все мои друзья это знают.
NeedaArk11: Может быть. Почему отец тебя бьет?
HelveticaBoy: Потому что я уродливый.
NeedaArk11: Но ты не уродливый, ты нормальный.
HelveticaBoy: Другие считают тебя уродливым?
NeedaArk11: Нет. Не думаю. Но я мелкий. Ненавижу это. Все в классе выше меня. Иногда меня дразнят.
HelveticaBoy: Из-за того, что ты мелкий?
NeedaArk11: ага
HelveticaBoy: да. Ты и правда мелковат. Хотя это не плохо. Я тоже не высокий. иногда лучше не обращать внимания. Ты можешь рассказывать мне обо всем, так ведь?
NeedaArk11: Ага! Ты мой лучший друг. Мне так повезло, что я тебя встретил. Похоже на чудо или типа того.
HelveticaBoy: Я твой единственный друг. Я так хочу. Если бы я был рядом, мы могли бы стать кровными братьями. Слышал о таком? Как в кино.
NeedaArk11: Нет. Что это?
HelveticaBoy: Ты режешь руку, и я режу руку, а потом мы обмениваемся рукопожатием и кровью. Ты бы сделал это для меня?
NeedaArk11: Да. Но только для тебя.
HelveticaBoy: Потому что мы лучшие друзья.
NeedaArk11: ага.
Маршалл сжал кулаки. На коже выступили вены. Сквозняк вцепился в загривок. Маршалл вжался в спинку кресла, но это не помогло. Мурашки бежали по коже, как бы он ни старался оставаться спокойным.
Это не было похоже на прозу, скорее на стенограмму без указания времени. Он думал о чувствах, таившихся за экраном, за словами. Это было сложно: эмоции ускользали. Маршалл привык складывать части в поисках смысла — в конце концов, в этом и заключается работа монтажера. Переписка читалась почти как сценарий.
«Хватит», — сказал себе Маршалл. Его тело охватила дрожь. Женщина напротив повернулась к нему, пытаясь скрыть свое любопытство. Она следила за ним поверх журнала.