Я посмотрела вверх на небо. Солнце начинало прятаться за горизонт, и я напряглась.
– Мне нужно домой.
– Ой, да ладно. Мы сегодня поздно вышли. Погуляй еще часик.
– Мне влетит.
– Не будь трусишкой. Что такого в том, что тебя для разнообразия отругают?
Я отвернулась от тебя и посмотрела на небольшой ручей. Это была тоненькая струйка воды, впадающая в реку. Я знала, что ты имеешь в виду под словом «отругают». Я видела, как твоя мама отводила тебя в сторонку, тыкала в тебя пальцем и строгим голосом говорила: «Ты наказан – три дня будешь сидеть дома!» На самом деле это означало, что через день ты уже выйдешь гулять. К тому же ты все равно мог смотреть телевизор и приглашать друзей в гости. Я сомневалась, справедливо ли вообще называть это наказанием. Но я на тебя не обижалась. Я одновременно и завидовала и радовалась за тебя.
Тебе не нужно было приходить домой до семи часов вечера, чтобы смыть с себя все улики. Тебе не нужно было приходить домой, молча сидеть за столом и чувствовать, как по спине стекает пот от того, что ты гадаешь, сколько уже успел выпить твой отец.
– Я пошла, – сказала я и ушла, не оборачиваясь. Мне было грустно и страшно идти домой, но еще я сердилась, потому что ты подумал, что я трусиха.
– Ну, Уокер… ну еще чуть-чуть.
Я побежала. Я не хотела, чтобы ты меня уговорил. Если я опоздаю, он снова побьет маму. А у нее до сих пор не прошел синяк, который появился два дня назад, когда я пролила молоко. В нем смешались желтый, черный и другие неестественные цвета. Я подумала, что даже ее тело понимает, что происходит нечто неправильное, и не хотела снова стать причиной цветения ее кожи.
Я побежала еще быстрее, когда услышала, что ты несешься следом и пытаешься догнать. Я редко побеждала в наших драках, но мне всегда удавалось тебя обогнать. Я разгонялась еще сильнее и вскоре увидела жилой микрорайон. Я срезала через двор Перси и оказалась на тротуаре. Я знала, что ты уже не бежишь за мной. Я не слышала, как ты отстал. Наверное, ты остановился еще на границе леса. На пороге нашего мира, населенного героями и мечтами. Ты мог остаться там подольше.
А я – нет.
Я вернулась вовремя. Вымылась. Чисто-чисто. Не издавала звуков. Воздух был тяжелым. Дом, казалось, сдавило. Ни слова. Будь хорошей девочкой, подумала я.
Позднее этим вечером отец пил виски, и я услышала рычание его голоса и приглушенный шепот мамы. Отец кричал. Мне показалась, что он произнес мое имя, но я накрыла голову подушкой, чтобы не слушать. Мама никогда не плакала. Я – всегда. Я надеялась, что однажды я тоже научусь не плакать. Я вытерла рукой нос. На ней остались сопли. Я оглянулась в поисках салфетки или бумажного полотенца. Ни того, ни другого под рукой не оказалось.
