С другой стороны, излишние придирки с той же педагогической основы могли вызвать негативные последствия. Не зачем надоедать по пустякам.
– Господин шевалье, – позвал я, – мною заказано для вас жаркое.
– Я не хочу, – послышалось из-под одеяла.
– Вы хотите поспорить со мной? – я придал голосу хищные нотки.
Хенрик замер, видимо, решая, обострять обстановку или подчиниться.
Мявка, которая находилась в своем обычном – голодном – настроении, разобралась, что мешает нам спуститься и приступить к трапезе. Она схватила край одеяла и потащила его на пол.
Хенрику, чтобы не валяться в исподнем на виду у нас, пришлось вставать. Мы спустились в таверну, в которой почти никого не было. Мявка, рыча и недоверчиво поглядывая на Хенрика, села напротив нас и принялась пожирать свой ужин. «Знаю я вас, – говорил ее внешний вид, – все норовите обидеть бедную кошечку. Только отвернись, стянете мясо, выпьете молоко, оставите голодной».
Я не стал ее переубеждать. Говорить женщине, что она не права, все равно, что подливать бензин в костер в надежде его потушить.
Вместо этого я принялся поглощать жаркое, заедая его ломтями свежего хлеба. Хенрик, угрюмо поглядывая на меня, поначалу ел медленно, маленькими кусочками. Но затем аппетит разгорелся и он ничем мне не уступал.
Жаркое было вкусным, я с удовольствием съел порцию, с трудом отказался от второй. Мявка имела свою точку зрения, настоятельно предлагая повторить. Но я показал ей язык, вызвав волну недовольства. Мявка рычала, громко мявкала, намекая на мою умственную неполноценность, требовала сатисфакции в виде дополнительного куска мяса.
Но я был сама непреклонность.
– Вы мне тут прекратите! – потребовал я от Мявки и показал рукой на выход.
– Урр, – возопила кошка, но пошла за мной. Судя по объему пищи, она уже наелась, просто капризничала и требовала к себе внимания.
Хенрик пристроился позади меня.
Мы подошли к Тиссету после дня бесконечно пути. Дорога была хорошей, как это положено для столичных магистралей. Наш разнокалиберный отряд останавливался только один раз, чтобы пообедать. Ленивая Мявка сначала радовалась жизни, затем роптала, требуя перерыва, затем хныкала, давя на жалость. Ближе к вечеру она молча бежала рядом со мной, всем видом показывая себя жертвой человеческой жесткости.
В воротах охрана нас пропустила без всякой задержки, едва принцесса и герцог показали свои ментальные образы. Связываться с наследницей и братом правящего короля было себе дороже. На нас вообще не обратили внимания, мы оказались в графе «свитские».
