Второй вариант был предпочтительнее. Продержаться полтора года было можно. К тому же, контракты у военных пилотов шли по наивысшей категории, на главную защиту от саргов ООН денег не жалела даже для начинающих. Подъемные тоже составляли не пять рублей. Да и в случае отставки бывший пилот всегда мог найти тепленькое место. Многие государственные структуры и частные кампании вообще не принимали к себе на службу людей, не послуживших военными пилотами.
Однако в этой бочке меда было и ведро дегтя – смертность за время службы была высочайшей, практически восьмидесятипроцентной. То есть четверо из пятерых отправлялись в аут и у многих даже могилы не оказывались – сгорали в атмосфере или врезывались в землю, распыляясь на мельчайшие части. Молодежь бросали в бой, и она, погибая, защищала Землю. Другого выхода пока не находилось.
Двадцатипроцентная возможность уцелеть внушала некоторый оптимизм. К тому же другие варианты, пусть и не столь кровавые, были абсолютно беспросветными. Парню из провинции, без связей, без денег, без ярких способностей в современной России места не находилось. Только самая низкооплачиваемая работа, жизнь от зарплаты до зарплаты, возможность покупать лишь самое необходимое и низкого качества. Или идти по преступной дорожке, но это был уже совсем край…
Сомнения решила мать.
– Иди, Дима, – сказала она. – Двум смертям не бывать, а если переживешь год службы – обеспечишь себя на всю жизнь. Или ты хочешь всю жизнь мучатся от безденежья? Что тебе светит в нашей глуши?
Тут моя мама была права. В мире царила экономическая депрессия, бесконечная, как и сама война. На Западе положение сохранялось лучше, в России традиционно хуже, но в любом случае штатская жизнь ничем не радовала. Масса моих сверстников видела дальнейшую жизнь только в одном направлении – служить в армии по контракту.
И я внял доброму голосу военкомата и пошел в университет, куда меня мягко, но настойчиво подталкивали. Учитель информатики почему-то увидел во мне какие-то задатки программиста и дядям в погонах этого оказалось достаточно. Хотя какой из меня программист?
Жизнь в университете была интересной и веселой. Видимо, в чем-то учителя были правы – я легко учился, совершенно не надрываясь и даже периодически получая стипендию. Вдруг оказалось, что у меня проявились способности к высшей математике. То есть не то что я оказался выдающимся математиком а ля Лобачевский, но все эти функции и логарифмы разделывал сходу. И даже один раз участвовал на областных соревнованиях, без особого, впрочем, результата. Профессор, преподававший высшую математику, только сокрушенно качал головой, повторяя, что если бы эти мозги да работящему человеку, а не этому разгильдяю. Можно было и о Нобелевской подумать. На что я неизменно показывал профессорской спине язык. Но в лицо неизменно вежливо улыбался и на его сентенции на тему «учись сынок, человеком станешь» утвердительно кивал. Чудак профессор не понимал, что меня ждет полгода ускоренной учебы и потом год ада, из которого я могу совсем не выбраться. Какая уж там высшая математика!
