— А ты не с ними что ли? Хороший дядя? Чего стесняешься, еще и дистанцируешься? Только вот знаешь, «Убийца разумных» у тебя в достижениях имеется. Напомнить за что его получают?
— Типа ты не убивал? Вон все трубки красные. Такое на монстрах, чтобы наколотить — это надо тут все вокруг зачистить, а раз хренова туча их ползает, людей ты гасил, а теперь других морали учишь? У меня за разумных «Железная лига», а переход в «Серебряную» за чудовищ, и убил, когда выхода другого не оставалось, либо я, либо меня. Они, суки, засаду устроили, хотели грохнуть, забрать индивидуальное оружие, артефакт, пронюхали твари о его наличие, и трофеи, мутаген первый и второй, наниты, ингредиенты редкие, броньку… Вышли такие втроем, крутые, сопли пузырем! Блатоца пидарская! Типа скидывай все, в живых оставим. Только идиоты не знали ни про «двойной выстрел», ни про то, что сами дешевые однерки, ИО нет, а у меня первый удар отражался. А еще действовали у них старые-старые стереотипы, когда таких сук государство защищало, ни убить их нельзя, ни покалечить, когда они тебя грабят, убивают, жену или ребенка насилуют, сам сядешь. Но преступникам больно ни-ни! Пользовались. Там тогда тоже не угадали, меня и закон не остановил, я за своих женщин рвал, рву и буду рвать всегда, везде, всюду. А дали двенадцать тогда, дочь мою изнасиловали, твари. На районе крутые типа, и накротой торговали, рейперы херовы, и несколько ларьков держали. Доча из школы шла домой, одиннадцатый класс, красивая у меня она была. В маму покойную пошла. Те шакалы подловили, в машину бросили. Ржали. Старый дерьмовый джип… Только здесь не угадали, совсем не угадали. Вечером я им глотки вскрыл, но сначала резал, военно-полевой, как в Чечне. Я в разведроте служил, и Первую застал, и Вторую. Плакали, чисто девочки, думали, пощажу. Улыбаться стали от уха до уха, мне годочки рисовали, как раз суда ждал, когда эта катавасия случилась. «Возрождение». Все бы отдал, если бы вместо меня, мой ребенок в этой программе участвовал. Думаешь жалею, что убил их? Ни капли. Зато шакалы больше никому зла не причинят, — глаза Никсона совсем уж разгорелись, а на лице блуждала хищная гримаса. Вообще, сейчас он напоминал какое-то древнее языческое божество, жесткое, непримиримое и по-своему справедливое. Не знаю, каким образом, но именно такие ассоциации возникали, смотря на свободного охотника, — Вот и здесь. Такие же. Загасил их в несколько секунд. И, знаешь, будь все снова также, убил и даже не задумался.
