— Я не могу его соблазнить, — разогнулась я с немалым трудом.
И мысленно прокляла, что эльфа с его стремлением творить добро, что сестрицыны эксперименты. А ведь вечер так хорошо начинался… цикады, эклеры… луна полная…
— Если думаешь, что я ревную, то нет, — Грета поскребла кончик носа. — Я поняла, что он не тот мужчина, с которым я готова провести остаток жизни… а вот ты… взгляни на себя!
Я взглянула.
Отчего б и вправду не взглянуть, когда зеркало имеется, тоже, к слову, заляпанное, и брызгами мелкими, темно-красными. Вот в жизни не скажешь, что мазь это, а не кровь чья-либо.
В зеркале же, верно, глубоко оскорбленным столь непочтительным с ним обращением — то ли дело тетушка с ее манией чистоты и привычкою натирать зеркало и прочие блестящие поверхности ежедневно — отразило хмурую всклоченную девицу.
— Ты сама на эльфийку похожа…
— Я?
Разве что ростом, который удался в матушку, и худобой, правда, не наследственною, но благоприобретенной. С такой-то жизни и не похудеть…
— Он перед тобой не устоит… — новая безумная мысль завладевала разумом Греты.
— Мы оденем тебя так, что он про Барсика мигом забудет…
…и сестрица к величайшему ужасу моему сдержала слово. А что делать… кровавые следы начинались с кухни, и пусть стол мы прикрыли парадною тетушкиной скатертью, но остатки мази умудрялись просвечиваться и сквозь нее.
Потеки на стенах.
И следы на полу.
Ванна… и сонный кот, который, против всякой логики и Гретиных надежд шерстью не оброс, но лишился ее остатков. Ныне он напоминал освежеванную тушку, причем свежеванную явно наспех. Шкура его окрасилась неравномерно, старые шрамы набрякли и теперь походили на шрамы свежие, недавно полученные и отнюдь не в дворовых схватках. Темные пятна лишая открылись язвами…
В общем, эльфу Барсика показывать было нельзя.
— Он… он на чердаке посидит, — предложила Грета.
Я кивнула.
Мною овладела странное чувство безысходности, потому как я точно знала, что соблазнить эльфа не выйдет… не у меня…
Я вообще соблазнять не умею.
— Ты, главное, помалкивай, — Грета самолично вымыла волосы и уложила их в высокую башню, куда воткнула для красоты пару матерчатых цветков. Помнится, некогда они украшали парадную теткину шляпу… возражать сил не было.
Потому и приняла я, что цветы в прическе, что шелковое платье, купленное Гретой по случаю. Так она сказала, правда, что за случай объяснить не удосужилась, как и факт, отчего платье это было узким и длинным, шитым явно не для Гретиной фигуры.
