Флинн почувствовала, как по спине поползли мурашки.
– А это возможно? – спросила она. – Стереть кого-нибудь с лица земли? Вы думаете, именно это и хочет сделать Гарабина? И для этого мадам Флорет дала ей те старые записи? – Никакой опасности, исходящей от магической технологии, явственно не ощущалось. И всё же серьёзное лицо Стуре выдавало, что она существует.
– А какая ей от этого польза? – отмахнулась Пегс. – Гарабина просто брехунья, а не какая-нибудь суперзлодейка.
Глаза Касима сузились.
– Не думаю, что Гарабине поручено всего лишь приделать новые каблуки к туфлям Флорет, – возразил он.
Когда над поездом вновь поплыл звук гонга, мадам Флорет вернулась на своих высоченных каблуках в класс и до конца урока перечисляла скучные факты о жизни Джорджа Стефенсона на пенсии.
Время до обеда тянулось, по ощущениям, как три жизни. Сразу же после обеда Флинн отправилась в сторону угольного склада, крепко прижимая к себе фонарик Фёдора. Разумеется, при мягком солнечном свете, лившемся в широкие сверкающие окна, она его не включала. Но при мысли о том, что придётся говорить с Фёдором о прошлой ночи, пальцы судорожно сжимали фонарик.
Чем дальше она продвигалась вперёд, тем меньше становились окна, двери здесь были старые, напольные покрытия потёрлись. В этих вагонах, расположенных сразу за паровозом, было всё необходимое для жизни экспресса: здесь хранился уголь и чинились стулья, стирались горы белья и готовились баки еды. Здесь Флинн больше чувствовала себя как дома и в безопасности, чем где-либо ещё в поезде, но представляла себе, что бы подумала Пегс о здешней пылище и спартанской обстановке.
Сразу за кухней располагалась мастерская Кёрли. Повсюду стояли ящики с инструментами, полные удивительных жужжащих приборов. Над ними, в полуметре над головой Флинн, по всему помещению были беспорядочно натянуты бельевые верёвки. Среди огромного количества обычной форменной одежды Флинн обнаружила блузку Гарабины от Кавалли. Она так и не отстиралась, и Флинн не смогла сдержать усмешки. Пусть на уроке Гарабина и одержала победу в этом раунде, но, принимая во внимание испачканную блузку, счёт однозначно вела Флинн.
Она пробралась между чемоданов в багажном вагоне и с усилием открыла дверь в складской. Флинн чувствовала сильное волнение, и сердце её трепетало. Она собиралась поговорить с Фёдором не только о вчерашней ночи, но и о билете. Его билете!
Она надеялась, что он не слишком занят, – и ей повезло: у Фёдора как раз был перерыв, и он, листая книгу, лежал в своём гамаке. Волосы у него стояли дыбом от грязи и пота, а на лице чернели угольные пятна. Его уставшее лицо освещалось полосами лучей, падающих в откинутое окно.
