– Гарабина богаче всех знакомых мне людей. И она точно знает о нищих. Ты что такая бледная, Флинн?
Флинн развернула лист Гарабины как раз в ту минуту, когда по всему залу прибытия пронёсся свист, резкий, как крик павлина-птицы. Было ровно двенадцать. Состав дёрнулся, и паровоз, пыхтя, пришёл в движение.
Флинн, не отрываясь, смотрела на плакат, который держала в руках, и ощущала внутри себя гулкую пустоту.
«Знаете ли вы эту девочку?»
Под напечатанными жирным шрифтом буквами была размещена её, Флинн, фотография. О нет!
Фотографию сделали больше двух лет назад. Флинн ясно помнила момент, когда её фотографировали: это был первый день в школе фройляйн Шлехтфельдс, и по этому случаю мать впихнула её в жуткую блузку с множеством рюшей и гладко причесала волосы. Йонте, как обычно, в одной из своих клетчатых рубашек, хохотал до икоты.
Пегс, отставив в сторону последнюю тарелку, задумчиво наморщила лоб.
– Ты что, сбежала из дома? – спросила она, с ужасом глядя на листок.
– Случайно, – сказала Флинн. Под ошеломлённым взглядом Пегс она почувствовала себя маленькой гадкой девчонкой.
Пегс скрестила руки на груди:
– Можно или сбежать из дома, или исчезнуть, как твой сводный брат. Но случайно сбежать из дома нельзя.
«Перед тем как, видимо случайно, исчезнуть в поезде, Йонте тоже сбежал», – подумала Флинн, но сказала только:
– Похоже, мама подключила к этому делу полицию…
Но так сильно задело Флинн не это. На самом деле её сразил тот факт, что на фотографии была изображена опрятная, милая, совершенно типичная девочка, немного растерянная – словно мать постыдилась дать полицейским более позднюю фотографию, на которой Флинн выглядела так, как сейчас: в клетчатой рубашке, растрёпанная и с упрямым взглядом.
– Не волнуйся, – сказал Касим, взглянув через плечо Флинн на позорную фотографию. – Никто тебя не узнает.
– Она подключила полицию, хотя Даниэль сообщил ей, где я, – повторила Флинн почти с упрёком.
Вообще-то она не удивлялась. Какой-то магический поезд класса люкс – да кто в это поверит?! Её мать магию никогда особо не жаловала.
Вскоре после отправления из Мадрида в кухню вошёл Рейтфи. Флинн обрадовалась, увидев, что он тайком сунул каждому из них по две золотые монеты. Казалось, Касима он уже хорошо знает. Флинн спросила себя, сколько раз её друг уже мыл посуду в качестве наказания.
Рейтфи занялся последними приготовлениями для воскресного двойного супа (это означало, что на обед и ужин будет одна и та же еда), а Флинн, Пегс и Касим со сморщенными от воды пальцами покинули кухню.
