Тут немцы залегли. Началась перестрелка. Но она продолжалась недолго. Немцы открыли минометный огонь и первыми разрывами уложили несколько, своих солдат, потом передвинули огонь вперёд. Теперь Демченко и товарищи, которых скрывали от него кусты, должны были выдержать минометный налёт, выстоять. После обстрела немцы, несомненно, снова попытаются прорваться к лощине. Демченко лежал под огнём мин, стараясь врезаться в землю, слиться с ней.
Но… разорвалась мина рядом с ним. И как будто угасло светлое солнечное утро…
Когда Демченко пришёл в себя, вокруг тарахтели пулемёты, строчили автоматы, раздавались винтовочные залпы. Демченко попытался поднять винтовку. Левая рука нестерпимо заныла. Тогда, действуя одной только правой рукой, он положил винтовку на крепкие сучки куста и выстрелил. Отдача отозвалась болью в левом плече. Но Демченко стрелял ещё и ещё, пока винтовка не выпала из руки. И снова свет померк в его глазах…
Очнулся он в полевом госпитале. Из дырки наверху палатки падали на лицо легкие дождевые капли.
Огляделся. Поднял одеяло, увидел чистую белую рубашку на себе, она была надета только на правую руку. Плечо было крепко забинтовано. Левая рука лежала на груди.
— Где моя гимнастёрка?
— Зачем она тебе? Вся в крови! — ответила санитарка.
— Там мой партбилет… в левом кармане.
— Партбилет под подушкой. Придётся тебе менять его. Испачкан кровью.
— Моей кровью! — сказал Демченко слишком твердым для ослабшего человека голосом: — Не буду…
Санитарка не поняла — как много смысла было вложено в эти скупые, отрывистые слова.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЕЙ РЕКОМЕНДАЦИИ
Мы с капитаном Кучеренко сидели в воронке, скрываясь не столько от осколков вражеских снарядов, сколько от пронзительного холодного ветра. Рассказывал Кучеренко.
— Придётся отложить ваше дело, — сказал секретарь парткомиссии Козлов лейтенанту Никулину. — Третью рекомендацию дал вам Савосин, а вы сами говорите, что он вас мало знает. И в бою вы с ним не были. Тут, конечно, вашей вины нет, но… придётся вам подождать несколько дней, другую рекомендацию оформить.
Я видел, как огорчился Викулин. Его молодое, весёлое, круглое лицо сразу как-то поблёкло…
— Завтра иду в разведку, — сказал он, — серьёзная разведка, с боем… Хотел, значит, коммунистом… Да! Ну, что ж?
Викулин поднялся, чтобы уйти.
В серых глазах Викулина была печаль, и секретарь парткомиссии решил не отпускать его в таком настроении.
— Где были ранены? — спросил он, заметив на груди Никулина нашивки.
