Кокс велел ему заткнуться.
Финал — апофеоз.
Скотт Брикман прошел мимо выпотрошенного такси с распахнутыми дверцами. Яхта «Фотиния» качалась на волнах с выбитыми иллюминаторами. С палуб свисали тросы и штурмовые лестницы, использованные спецназом.
У перекинутого с яхты на пирс трапа его встретил помощник.
— Где он? — спросил Брикман, который уже знал, что главного взять не получилось.
— Следуйте за мной, шеф!
Робинсон повел его на нижние палубы, к каюте, перед выбитой дверью которой перекатывались многочисленные гильзы.
— Это что за фак? — на повышенных тонах начал Брикман. — Вы же докладывали, что оружие не нашли!
— Подозреваемый заперся и не открывал! — оправдывался Робинсон. — Спецназ воспринял это как угрозу безопасности и открыл огонь!
— Угроза безопасности это вы Рори! — вскричал Брикман. — Русский резидент был у нас в руках!
Он добавил еще несколько красочных эпитетов, не характерных джентльменам и вошел. Стены каюты напоминали решето. Пахло порохом и кровью. Истекающий кровью «Шелапугин» лежал на полу, сжимая в руке вырванную с мясом запчасть компьютера.
Брикман, старась не запачкаться, перешагнул через него. В простреленной микроволновке вонюче тлели жесткие диски и флешки.
Внезапно «Шелапугин», которого все посчитали умершим, дёрнулся и открыл глаза.
— Рори, идиот, врача! — закричал Брикман.
Впрочем, русский резидент жил недолго. Его жизненных сил хватило буквально на одну фразу.
Брикман присел и ловил каждое слово. Которое, впрочем, не вспоминал целых полгода, а вспомнил лишь, когда самому пришлось умирать.
Русский произнес:
— Обижать детей — это грех!
7 июля. 87 год Конфликта. Шербур. Вершинин.
Этой драки в баре «Каролеофан» быть было не должно, но мало ли чего не должно быть в нашей жизни.
Начфин успел достать меня всего за сутки. Он ходил ко мне как в магазин, то за чайником, то за сахаром. Все бы ничего. Пусть подавится. Но это вечная ухмылка на лице. Его дыне образная голова мерещилась мне за каждым углом.
Прав был мой друг Вальжан, не могу я никого на хер послать, воспитание не позволяет.
Утром, решив прогуляться, я встал пораньше, чтобы избежать общества Холуянова. Милая девушка — портье улыбнулась, когда я сдавал ключи. Я произнес пару комплиментов по — французски, и она раскраснелась от удовольствия.
Утро в этом городе у Залива не казалось таким мерзким, и причина, по которой нас мариновали, отошла на второй план. Но тут откуда — то сзади в фокус вплыло лицо незаметно подкравшегося начфина.
