— Там есть кто? — спросил Толоконников, поглядев на верхний этаж.
— Не… — мотнул головой Марик-Марик. — Бабки нет, и вообще никого нет. Пошли…
— Ты только не думай, что собака у нас, — сказал Игорястик. — Ее не мы взяли. Понял?
— Да мне такое и в голову не пришло, — ответил Марик. — Неважно, кто взял, вернули бы, и все.
Они доехали в лифте до пятого этажа. Широкая, нетеперешняя площадка со старинными, кое-где выбитыми и затертыми цементом, плитками. Одна, посередине, входная дверь с бронзовой ручкой. Эмалированная табличка на двери, извещающая о часах приема больных младенцев доктором Селшцевым.
Марик своим ключом открыл замок. Отворил дверь. Сказал:
— Заходите.
Они вошли. Остановились в прихожей. Марик зажег свет. Спросили:
— Обувь снимать?
— Да вы что?.. Ерунда. Сухо… Ну, идемте.
Но они сняли и в носках потопали в комнаты. Вошли в столовую. Дубовый гарнитур, хороший модерн девятисотых годов, с мраморными досками и орнаментальными витражами в дверцах буфета и серванта. Гипсовый бюст красивой женщины с низким декольте и в твердом французском капоре украшал буфет сверху.
На стенах много гравюр и фотографий в полопавшихся кое-где рамках. С потолка над столом свисала большая бронзовая лампа с гирями и оранжевой шелковой юбочкой. Стол покрыт чуть траченой молью зеленоватой плюшевой скатертью, тоже начала века.
Этакий неподвижный уют столетней давности.
— Ты, — обратился к Марику Толокно. — А воще что брать можно?
Марик устало взглянул на Толоконникова.
— Что хотите, — обвел он рукой комнату. — Ну, конечно, что понезаметней. Вон гравюры или вот кружка с Ходынки, это когда коронация Николая II, когда много людей подавили…
— Чем? Танками? — спросил Толокно.
— Нет, ногами.
— Кончай свистеть.
Марик пожал плечами. А тем временем Игорястик трогал медную ручку в комнатной двери.
— Сколько таких?
— Не считал, — подернул плечами Марик.
— Они по пятерке идут, чирик — пара, — сказал Игорястик.
— Как же ее отвинтить? — спросил Марик.
— Откурочь как-нибудь шесть штук, и порядок.
— Очень заметно, — сказал Толокно. — Сразу увидят. Может, чего еще?
— Глядите, — сказал Марик-Марик, — только поскорей…
А Толокно и Игорястик постепенно осмелевали и все шустрее ходили по комнате. Они стали все трогать руками передвигать с места на место.
— Это кто? — спросил Игорястик, указывая на портрет в овальной раме. — Писатель?
— Нет, хирург — это мой прадед.
— А крест воще у него какой?
— Это орден, военный.
— А такого ордена воще нет? — спросил Толокно.
