В этот миг в дверь застучали.
— Открыть? — спросил Костов.
— Конечно, открой, — сказала Кира Викторовна.
Костов стал вытягивать ножку стула из ручки двери, но дверь снаружи дергали, и стул не вынимался. Дверь дергали все сильнее, и Костов дергал стул все сильнее, но безрезультатно.
— Отпусти стул, — приказала Кира Викторовна, — и отойди от двери.
Костов послушно отскочил на шаг, и стул сам вывалился из дверной ручки и грохнулся об пол.
— Автомат! — крикнул Марягин. — Самовывал!
— Что-что? — спросила Кира Викторовна.
— Самовывал, — отрапортовал Марягин, — значит, сам вываливается.
— Ну, знаешь ли! — воскликнула Кира Викторовна и засмеялась, и все засмеялись вслед за ней.
В класс, тяжело дыша от единоборства с дверью, вбежал Брегвадзе и плюхнулся на свое место, а Костов продолжал как ни в чем не бывало:
— Значит, так, портфеля новенькой Николаевой я не видел в глаза, но, может быть, кто-нибудь все-таки видел, и кто-нибудь, может, все-таки заходил сюда, то есть в класс на переменке, потому что я должен был в туалет выйти. Не может же человек, даже если он дежурный, сидеть в классе и урок, и перемену, и еще урок, и еще перемену и…
— Хватит, — сказала Кира Викторовна, и у всех создалось впечатление, что она просто выключила звук у Костова, который продолжал стоять и беззвучно шевелить губами. — Садись, дежурный Костов.
Костов сел.
— Во сила! — с завистью произнес Рябоконь. — Так и чешет подряд, а у меня на столько слов не хватает.
— Может, ему на переменке по шее дать? — спросил Марягин.
— За что? — подняла на него глаза его соседка, худенькая девочка с мешками под глазами.
— Просто так, — ответил Стасик.
— Только не сильно, чуть-чуть, — согласно кивнула худенькая.
— А я чуть-чуть не умею, — стал вдруг хвастать Марягин. — Я знаешь, как?.. Раз-два!.. — И он так размахался, что сшиб на пол тетрадку худенькой девочки.
— С ума сошел! — гневно крикнула Кира Викторовна и с такой силой шлепнула ладошкой по крышке учительского столика, что из него почему-то выскочил ящики в нем… — Смотрите! — воскликнула Кира Викторовна и вынула оттуда чешский портфель с лямкой.
— Ой! — воскликнула Николаева.
— Твой? — спросила в рифму Кира Викторовна. — Как ты сказал, Стасик, — самовывал? Сам вывалился?
Но почему-то никто не засмеялся.
— Кто же его сюда положил? — Кира Викторовна обвела взглядом класс. — А?
Тридцать пять пар невинных глаз доверчиво глядели на учительницу.
— Кира Викторовна! — снова поднял руку Брегвадзе.
