Ласково поцеловал ее в лоб.
На кухне было чисто, уютно, светло. Ослепительно сверкал белый кафель…
Их дом стоял посередине изумрудного луга, как океанский лайнер в тихой бухте, — новый, белый, огромный, красивый. Ветер играл травой. В траву перед домом был вбит рельс. Ганин опустился на колени с рельсом рядом. В траве нашарил замок, повернул в замке ключ. К рельсу цепью был зачален старый «Запорожец». Ганин отцепил авто от рельса, влез в кабину. Цепь втащил за собой. Мотор завелся сразу.
Ася глядела на Ганина сверху. Видела, как он помахал ей рукой и снова залез в автомобиль, а тот, ковыляя по неприметным кочкам, покатился к шоссе.
В квартире было тихо. Слышно, как у соседей говорило радио, «Последние известия». Ударяя в раковину из неплотно прикрытого крана, раздельно падали капли.
Блуждая, Ася прошла по квартире. Закрутила на кухне кран. Потушила свет в прихожей. Неприкаянно села на стул посередине комнаты. И вдруг показалась тут совсем чужой.
Ася шла длинным школьным коридором. Сразу вспомнила, как при каждом шаге звук здесь от кафелин пола взлетает вверх, под беленые своды, и перекатывается там долгим эхом. Наугад подошла к двери, ведущей в какой-то класс. Поразилась тому, что увидела его сразу и почти рядом. Он, конечно, не заметил ее. И даже взгляда не ощутил.
А. Н. Лариков вел урок.
Слушали его по-разному.
Некоторые и вовсе не слушали никак.
Некто лопоухий и печальный, жуя, глядел за окно. День уже скатывался к полудню, и вроде бы собирался дождь.
Ася едва приоткрыла дверь. Сразу услышала сквозь щель его голос:
— Ну а вам-то Анна как? Вы сами как считаете, чего она хотела? Отчего жить могла только так вот? А иначе — никак? Какой бес или бог толкал ее и вел, как слепую? Куда? Для чего? Зачем?..
Долго молчали. Лариков сел. Ждал.
Ася глядела сквозь стеклянные переплеты двери.
— Господи, ну кому охота век со стариком горбатить? — сказала вдруг большая улыбчивая девушка. — Вронский был молодой и красивый. А Каренин старый и урод.
— Зато Каренин был добрый, — вяло возразил кто-то.
Зашумели.
— Здрасте, нашла добряка.
— Может, по-твоему, и Вронский добрый? — насели на чистенькую, голубоглазую девушку со старомодной пепельной косой, перекинутой через плечо. Перед ней на парте лежал пухлый том Толстого. — Этот твой добряк Фру-Фру угробил и даже глазом не моргнул…
— Моргнул, — возразила. — Он, когда ей в ухо стрелял, плакал.
— Важно не то, что плакал, а то, что стрелял.
— Сначала Фру-Фру угробил, а потом Анну.
