Река моя колыбельная... | страница 8



— Не твое дело, — пискнул на него Маруська.

Мальчики обступили сома.

— Дяденька, а почему вы его людоедом зовете? — спросил однорукого Амир. — Разве он людей ест?

— Еще как! — усмехнулся однорукий. — Вон Маруськин дед на этом деле до революции поживился. Ловил таких людоедов и отправлял эмиру бухарскому. А тот пускал их в свой хауз и туда же неугодных ему человечков сбрасывал. Ну людоеды их, как червяков, гам — и нету!

Ребята опасливо поглядывали на сома.

— Да брось трепаться, Иван! Надоело! — обозлился Маруська.

— А чо не говоришь, с кем уговор? Чо темнишь? — не унимался Иван.

— Ну, со столовой! Ну и чо? Не знал, да? Людям ведь, а не себе! — взорвавшись, еще тоньше пропищал Маруська.

— Ну, это совсем другое дело, — добродушно сказал удовлетворенный Иван. — И все же ты, Маруська, такой же куркуль, как твой дед. Я бы тебя шамайку заставил ловить.

Иван рассмеялся и спрыгнул с каика в свою лодку.


Баркас плыл уже далеко от зеленых рыбачьих островов, а мальчики все еще с восхищением оглядывались назад.

Левый, далекий берег реки был плоским, и за ним лежала серая полынная степь. Над степью, в мареве жаркого полдня, как миражи, плыли развалины древнего города.

— Чардара, — сказал старик, указывая на развалины.

Мальчики с трудом отвлеклись от более интересного занятия: они заливали водой небольшое углубление на дне каика. В трюме лежал, разевая пасть, сом-людоед.

— Чардара… — медленно повторил старик. — Здесь самая вкусная на земле вода. Попробуйте…

Мальчики недоверчиво заглянули в ведра, наполненные темно-бурой водой, в которой роились песчинки и плавали мелкие корни.

— Пейте, пейте, — подбодрил старик.

Без особого желания мальчики склонились каждый к своему ведру. Мухтар шумно дунул на воду, разгоняя соринки, а Амир плюнул в ведро.

— Эй! — крикнул на него старик и нахмурился.

— А у нас пацаны всегда плюют, — простодушно сказал Амир. — Если слюна расходится, значит, вода чистая — пить можно. А если не расходится, стоит катюхом, значит, грязная…

Старик поморщился, но, глянув в наивные глаза Амира, сказал:

— Вода грязной не бывает. А человек бывает. Вот почему «расходится — не расходится», — передразнил он Амира.

Лицо у Амира вытянулось, он повернулся к девочке, как бы ища поддержки, но Дарига отвернулась, пряча улыбку.

— Эту воду вылей, — сказал Амиру старик. — Другую набери. Пусть отстоится, а потом пей. Здесь самая вкусная вода. И виноград здесь самый сладкий, и дыни, и рис… Чардара, — почтительно повторил старик звучное слово.