— Йон, перестань! — Ачас должен был благодарить судьбу, что в тот миг не видел своего униженного лица хотя бы в зеркале. — Не начинай этого заново, прошу…
— Она не должна была этого делать! — Йонаса уже нельзя было остановить. Он подхлестывал сам себя с упорством неумолимого всадника. — Мы договорились, что сегодня я беру чемоданы со своими вещами и перехожу жить в ваш дом на равных правах!.. Да! Ведь не думаешь, что мы с ней будем жить здесь, в амбулатории, где недостаточно места, чтобы принимать больных и где зимой холодно, а летом душно? Эту дерьмовую квартиру я оставлю фельдшеру, который вообще не живет, подвешенный в какой-то мансарде! Мои чемоданы уже готовы, будь добр, помоги поднести их как настоящий современный мужчина. Где мои чемоданы?!
Нашел чемодан в спальне под кроватью и стал запихивать в него, что попало под руку.
— Нет! Это не была шутка, потому что она не может жить так, как она жила, и не знает, как жить по-другому. Это не была шутка, так как шутить на такой манер может только сытый человек, а не человек голодный! Ты хочешь, чтоб «это» называлось шуткой, потому одна только мысль, что тебя могут обмануть, покинуть, променять, обойти, не оценить, что тебя могут забыть, что могут плюнуть на твои достоинства государственного мужа, — одна только мысль об этом кажется смешной и потому все это может быть только шуткой… Когда подступит к тебе смерть, ты скажешь ей: «старая, не шути!». Не так ли? Вот, хватай, парень, чемодан и тащи в дом к себе, а я сейчас подойду! Ну? Кому сказано?!
Йонас подхватил со стола железяку: ну-у!
— Пошел ты к черту! — тихо сказал Ачас. Йонас заглянул ему в лицо и удивился в третий раз — Ачас все-таки заплакал. Слезы, что капали на его сорочку и лацкан пиджака, были редкие и крупные, как бывают у детей, у которых еще не развиты защитные железы, производящие слезы.
Йонас снял перчатки и бросил под стол. Потом открыл окно. От реки подуло ржавой осенней травой.
— Мошкара набежит, — сказал Ачас.
— Вытравим.
Потом Ачас сказал:
— Глупо веду себя… — Йонас не ответил, и он повторил: — Не знаю, что говорю, и глупо веду себя…
— Хорошо ведешь себя. — Президент промолчал, и Йонас повторил: — Нормально ведешь.
Ачас встал.
— Чертовски было бы здорово, если бы мы сейчас не допивали эту бутылку. И не говорили бы о рассвете, о дружбе и прочем.
— Я сейчас думаю как раз об этом, — сказал Йонас и закупорил бутылку. — Ты возьмешь бутыль с собой? Нет?
Ачас у двери остановился и подмигнул:
