— Без еды ч-человек может п-прожить до сорока дней, а без надежды на нее умирает на третий день… Уже сутки м-мы ничего не ели…
Ширин насторожилась, скосила глаза на мешок Олима. Олим, не открывая глаз, тоже ждал продолжения разговора.
— Молчит! Пригрелся у нее под боком и молчит! — прорычал Уктам. — Будто не из-за него мы здесь!..
— Сказал авантюрист Кабилов, потерявший надежду обойти в науке Олима Бурханова и самого Сангина Касымова, — раздался насмешливый голос Ибрагима.
— Заткнись, клоун! — огрызнулся Уктам.
— Старый я осел, кому п-поверил? — простонал Халик Обидович.
— Вот тут, товарищ Бурханов, этот старый неудачник прав, — снова подал голос Ибрагим. — Мои надежды, маэстро, вы тоже не оправдали.
— Я и предположить не мог, сколько надежд на меня возлагалось, — без тени иронии, совсем просто оказал Олим. — Я действительно крепко всех подвел.
— Ну, положим, к пропасти нас притащил не ты, а Уктам, — заметил Ибрагим.
Уктам, как ужаленный, наполовину высунулся из спального мешка:
— Пропасть тут ни при чем! Мы давно попали в тупик! Давно! Когда безропотно согласились с Бурхановым и усилили режим эксперимента. Он сам признался, сам! Вы слышали! Потом, конечно, он начнет вилять. Если выберемся отсюда… Он все сделает, чтобы выгородить себя, вот посмотрите. И шефа защитит. А как же! Жену у него отбил, теперь неудобно на Касымова все валить…
Ширин прикусила губу, на глазах ее появились слезы.
Все затаили дыхание, ожидая ответной вспышки Олима. Но из его спального мешка раздался неожиданно спокойный и ровный голос:
— Я прошу каждого написать на листке бумаги следующий текст: «Я, Олим Бурханов, виновен в том, что усилил режим эксперимента, возможно, осложнивший состояние ледника… Я виновен также в том, что не проявил нужной твердости руководителя и не смог заставить членов экспедиции следовать избранным мною путем для выхода из района катастрофы». Утром я готов поставить свою подпись на всех этих листках, и у каждого из вас на любой случай будет моя расписка.
Над биваком нависло тягостное молчание.
— С-слушайте, Олим, не будьте юродивым, — ворчливо проговорил Халик Обидович.
И тут же последовал раздраженный возглас Ибрагима:
— Дадите вы мне сегодня заснуть или нет?!
И будто в ответ на его вопрос, по горам прокатился грохот, тысячекратно отраженный эхом. Грохот смолк, но хотя люди не спали, никто больше не проронил ни единого слова.
Все давно уже спали. Олим и Ширин лежали в одном спальном мешке, тесно прижавшись друг к другу.
