Каракумы. 45° в тени | страница 20
— Кроме того, рядом стоит аул, — продолжал свое Довлетов. — Жить по соседству с таким фонтаном становится все опаснее. Если мы не задавим его, людям придется покинуть свои жилища. А здесь их пастбища. Здесь их колодец. Как я буду в глаза им смотреть? Я родился в этом ауле.
— Понимаю тебя, Нуры. Но ведь я всего-навсего академик, а не господь бог. Что касается газа, то он ведет себя просто по-дьявольски. Я ничего подобного никогда не видел, хотя, как ты знаешь, видел немало.
— Что еще можно попробовать? — спросил Довлетов.
— Представь себе, не знаю. Вы сделали все, что можно. Стихия выступила здесь так грозно, что рядом с ней я невольно начинаю казаться себе самому букашкой. Таким вот микроскопическим муравьем.
— Нет, надо что-то придумать…
Никитин вздохнул:
— Придется, Нуры, доложить министру о состоянии дел. Надо выяснить, чем грозит сгорание такого объема газа для окружающей среды. Тем более, что это может затянуться лет на тридцать. А то и больше.
— Еще неизвестно, как дальше поведет себя газ. Какие еще преподнесет сюрпризы.
— Да, неизвестно. Беда наша в том, что нет похожих фонтанов. Они все разные, к сожалению…
— И все-таки, — упрямо произнес Довлетов, — надо что-нибудь придумать!
Вблизи факела, окруженного буровыми вышками, вертолет застыл неподвижно в воздухе.
На песке там и сям вился огонь.
— Осторожнее, — Малышев задержал Никитина за руку.
В сопровождении Малышева Никитин и Довлетов вошли в зону грифонов.
— Эту зону мы называем садом, — грустно усмехнулся Довлетов.
Огонь в этом месте действительно напоминал густо разросшиеся экзотические кусты.
— Похоже, — сказал Никитин. — А еще говорят, в пустыне ничего не растет.
— Но есть и другое название, — сказал Малышев.
— Какое?
— Черепашье кладбище.
— Почему?
— Взгляните.
Под барханом лежало несколько мертвых черепах.
— Вот что значит не уйти вовремя, — сказал Никитин. — Впрочем, черепахи при всем желании не могли бы этого сделать.
Замечание академика можно было понять как приглашение к дальнейшему разговору, но Довлетов предпочел на этот раз промолчать.
В критические моменты жизни человек нередко тянется к дому, в котором родился и вырос, в глубине души надеясь обрести там душевное равновесие.
Во дворе, на топчане, Довлет-ага и Нуры пили чай. Старик сидел, подобрав под себя ноги, Нуры лежал на боку.
Из кухни, пристроенной к дому, вышла мать.
— Видишь, как появился у отца помощник, он стал бывать дома чаще, — говорила она, ставя перед мужчинами блюдо с пловом. — Хорошо, что ты приехал, сынок. Обидно только, что без жены и детей. Как она там, Гозель? Работу еще не бросила?