— Надумала уйти с завода?
— Зачем? Пойду уборщицей в прессовый — Иван же там в начальниках смены, пристроит. А по совместительству — на бочку. Я ведь с этого начинала, до завода еще. Пиво свежее каждый день, разве плохо?
— Каждый день — жирно будет. — Сергей насмешливо прищурился на сестру. — Говорят, от пива брюхо, как опара в деже, подымается.
— Тебе это не грозит, — быстро усмехнулась Тамара. — В нашем роду брюхачей не было. Дед и отец до старости на пуп брали, сеть на реке тягали, а распухшие от работы и воды руки (я вот руки почему-то запомнила), как поленяки, перед собой носили, никогда не видела я эти руки ни в карманах, ни в рукавицах. Это мы чистенько в городе живем, но за работой да беготней по магазинам тоже белого света не видим. Вот пойдешь на две работы, как я, стройным до старости останешься. И девушки любить будут… — Она тихо, приглушенно засмеялась, ткнулась раскудлаченной головой брату в плечо. Затем слегка отстранилась, испытующе поглядела на него, и глаза у нее больше не смеялись. — Вот ты и приехал… Что делать думаешь?
— Не знаю… — Сергей пожал плечами, вышел из-за стола, начал мерить кухню, сразу сделавшуюся для него кухонькой, крупными шагами. И потому, что вопрос сестры не оставил его равнодушным, раздраженно добавил: — Спроси что-нибудь полегче.
— Нравится тебе в городе?
— Надо сперва осмотреться… разобраться, что к чему. Мне спешить особенно некуда.
— Чего ж тут разбираться? — удивленно развела руками Тамара. — На красный свет переходить дорогу нельзя. «Универсам» напротив дома, ателье через две остановки… Везде вывески, указатели, точное расписание. Тут — порядок, это тебе не Видибор.
— Да я не про то! — раздосадованно отмахнулся Сергей. — Порядок — это хорошо. Откуда вот берется у людей накипь беспричинной злости, даже — ненависти? Я пожилой женщине уступил место в троллейбусе, так она трижды сказала мне «спасибо», а другая, стоило на секунду замешкаться на проходе, чертом глянула и бурчала две минуты по моему адресу — интересно было мне за нею понаблюдать. Ведь обе, чувствуется, пожили на свете. У каждой, наверное, дети, а то и внуки… Откуда у второй эта неприкрытая злоба? На самом же верху лежит!
— Это у тебя пройдет. На свежий глаз всегда больше замечаешь, особенно плохое. Так было, наверно, и со мною… уже не помню. Не важно. — Тамара грустно улыбнулась. — Главное, что каждый из нас — один раньше, другой позже — привыкает ко всему, даже к несправедливости. Что делать… Город — тот же конвейер, где все ритмично движется: машины, люди, работа. Я вот серьезно надумала менять работу.
