— Никто его не передвигал. Попросили, когда заболел прежний сменный, он согласился. Работает. — Тамара скоренько глянула на крохотный, светящийся в сумерках циферблат часов. — Скоро и на смену, а у меня белье в ванной киснет… Я отсюда — прямо домой, а ты давай за Игорьком в сад! Дорогу хоть не забыл, папаша?..
Свечерело. С запада на город, гоня перед собою холод, ползли и ползли клубящиеся мутные облака. Тамара поежилась, проводив долгим взглядом, в котором промелькнула еще тень надежды, нырнувшую за угол мальчишечью фигуру Жорки, озабоченно вздохнула. Именно в эту минуту ей захотелось вдруг, чтоб все в ее жизни пока оставалось по-прежнему. Неустроенность пугала.
Веру приставили ученицей к лоточнице Заре Антоновне, овдовевшей майорше, даме видной и бывалой. В молодости Зара Антоновна успела повидать свет, разъезжая в одной упряжке с мужем по гарнизонам — пожив и на севере, и на юге, и за границей, поэтому в среде торговых работников держалась независимо, даже — с достоинством, считая себя интеллигентной особой, способной глубоко понимать и чувствовать, например, фламандскую живопись и полотна Буше, а не только продавать с лотка яблоки или фасовать из ящиков в целлофановые кульки мятые помидоры и свежую черешню.
Крашеные, золотисто-коричневые волосы Зары Антоновны постоянно были завиты, уложены в прическу, напомажены и легонько стянуты сиреневой газовой косынкой, крупное лицо лоснилось, как свежеиспеченная ванильная булка, а карие глаза, похожие на средней величины каштаны, глядели властно и… добродушно, лишь иногда, когда Зара Антоновна впадала в задумчивость, на них набегала легкая тень грусти, однако случалось это довольно редко.
С былых лет осталась привычка хорошо и со вкусом одеваться, хотя вкус с годами притупился, — носила на коротких мясистых пальцах до пяти перстней, а в гардеробе одежды преобладал кримплен и панбархат.
Слабость к коньякам и шашлыкам рано сделали ее гипертоничкой; несмотря на запреты врачей, на второе признавала только жаркое из целиком запеченных кур и индеек — живем раз, зачем же отказывать себе в последнем удовольствии? — страдала по этой причине одышкой, но всегда бывала энергична в рекомендациях знакомым и покупателям от целого вороха болезней, которые придумало себе человечество.
И последнее, что, пожалуй, следует отметить в ней до ее знакомства с Верой, — способность при любой погоде и при любых обстоятельствах быть на короткой ноге с той немногочисленной, но могущественной прослойкой людей, которая в привычном обиходе именуется «блатные»…
