— Тоже, понимаш, сравнил! — пыхнул Трофим Тимофеевич, розовея в скулах. — Ды у него два высших образования! Шутишь?
— Значит, еще на одной работе занятый, — заметил Роман Григорьевич таким тоном, будто по-другому и быть не могло. — Как же ты до сих пор у сына не спытал, где он, окрамя завода, занятый? Раз два-то образованья?
Покоренный рассудительностью кума, Трофим Тимофеевич согласно, раздумчиво кивнул.
— Спытаю. У них теперь допытаешься… — Он уже хотел пожаловаться на старшую дочь, но только махнул рукой.
Сели за стол. Дружно потянулись за исходившей парком картошкой в большой миске и заговорили, как водится, о предмете своего непосредственного внимания:
— Бульба, как сахар, рассыпается в руке… «Темп» сажал?
— Да я, мабыть, свой сорт вывел в погребу. Тридцать годков сажаю одними и теми семенами, — не без гордости признался хозяин.
— Селето и на колхозных торфяниках берут не хуже, чем на огороде. Твой Сергей говорил… — Роман Григорьевич поперхнулся горячей картофелиной. — Аммиачка много помогла, язви ее душу! — Он растер на морщинистой щеке выскочившую слезу. — Летом клубни вымокли, вышли в массу, и ежели б не подкормили в срок… Словом, фимия! А ты хвастаешься своим гнилым погребом. Зараз без науки, — его гнутый коричневый палец, похожий на коготь, застыл на уровне виска, — а ни шагу!
Ясные, задумчивые глаза Трофима Тимофеевича из-под мохнатых, тронутых серебром бровей смотрели на небольшое заострившееся лицо кума выжидающе, слегка насмешливо и снисходительно.
— А я так скажу: я до сих пор без твоей фимии обходился, а зараз бы и от плуга с радостью отказался! До чего мы землю довели, а?.. Трущим ее колесами, перетираем в пыль, подрезаем в ней ножами последний живой росток, кореньчик, а ить она живая, раз кажин год родить?! Люди у меня и без науки не жаловались на жизню, потому что после войны получали не голые трудодни, как наши соседи, зато твоя наука пока никак не может обойтись без моего погреба. И ето, как ни крути, факт: молоко сдаю, шерсть, убоину, яйца, ту же бульбу… Почему ето зараз все постановления, ты читаешь газетки, бьют в одну точку: наращивание частного хозяйственного сектора всеми доступными средствами? Не-ет, от моего погреба вреда никому не будет, окромя пользы!
— Тебе бы, слушай, на хуторе жить: там прямо из-под себя удобряют свой огородишко. — Добродушно посмеиваясь, Роман Григорьевич с опаской покосился на жену. — Не сам же выдумал — в журнале вычитал. — Он обнял хозяина за крутые комлистые плечи. — Да, кумок, глубоко в тебе сидит кулацкая жилка — никакими постановлениями до нее не дотянулись. Насчет кулацкой я, конечно, перегнул, но вот ты хочешь теперешнюю молодежь поженить на частной собственности, так? Ну, сектор, какая разница… Да не хотят они колупаться в земле, как ето делали ихние родители и деды. Не хо-тят! Молодым механизмы и автоматы разные по душе. Размах нужон!
