Зефир в шоколаде | страница 63
— Зачем тебе всё это?
Я присела за кухонный стол, обернулась на дверь спальни, за которой недавно скрылась бабушка. За окном начало темнеть, день подошёл к концу, а бабушка всегда ложилась рано, чтобы встать пораньше. В этом доме спать по утрам позволялось только детям. Надеюсь, я подольше буду относиться к этой категории. Хотя, если вспомнить, что братьям уже по тридцатнику, а их утренний сон бабушка всё ещё оберегает, то это обнадёживает.
— Мама, но я его дочь.
Мама решительно взмахнула рукой.
— Мы ему ничего не должны.
— А он нам?
Мама застыла передо мной, вздёрнула подбородок и смотрела то ли на потолок, то ли прямо на бабушкины образа в углу. Я даже со стула привстала, пытаясь проследить её взгляд. Если на образа, то дело плохо. Но мама хмурилась и точно смотрела на пятно на белёном недавно потолке. Я с облегчением опустилась обратно на стул, стала ждать. Потом не утерпела и сообщила:
— Марина Леонидовна пригласила меня в понедельник к ним домой… на девять дней.
— Надо же, она, оказывается, хорошая жена. Даже после его смерти никак не успокоится.
— Мама, а ты знакома с Мариной?
— Упаси Бог. Но я много о ней слышала.
— От кого?
Мама призадумалась на мгновение, точнее, засомневалась. Это сомнение отчётливо читалось на её лице, и в итоге, она лишь отмахнулась.
— Неважно. Хочешь чаю?
— Хочу.
Мы стали пить чай, я сунула в рот шоколадную конфету, решив, что ответа, точнее одобрения, от мамы не услышу. Но она, спустя минут пять, вдруг сказала:
— Вообще-то, тебе он должен. Не мне, нет. Кто я такая? Я была молодая и глупая, и развод ему дала. А была бы поумнее, плюнула на всех его баб, но с цепи бы не спустила.
Я от удивления замерла, услышав подобные речи. Никогда бы не подумала, что моя мама даже подумать о подобном может, а она, кажется, всерьёз.
— Это ты про Марину говоришь?
— И про неё тоже. Они женаты больше двадцати лет. А сколько из них прожили в счастливом браке?
Я, как загипнотизированная, переспросила:
— Сколько?
Мама возмущённо фыркнула, отхлебнула горячего чая и ответила:
— Года три-четыре. Но она не торопилась с ним разводиться. Уверена, последние годы она только и ждала, когда он уже до смерти догуляется.
— Мама, а откуда ты всё это знаешь? — во второй раз спросила я.
Она снова замолчала и посверлила меня недовольным взглядом. И повторила:
— Это совершенно неважно. — А потом она произнесла именно те слова, которые мне сказал недавно Антон: — Она только обрадуется, если тебя снова в угол задвинут. — И мама прищурилась.